Заговор Катилины
Шрифт:
Быть может, для острастки? Но ведь смерть
Конец всех наших бед и доставляет
Нам больше облегчения, чем горя.
Итак, считаю я ненужной казнь.
Однако, - скажут мне, - на волю выйдя,
Они усилят войско Катилины.
Во избежанье этого, отцы,
Я предлагаю вам их достоянье
Конфисковать в казну, а их самих
Держать вдали от Рима в заключенье,
По муниципиям распределив
Без права и возможности сноситься
С собранием народным и сенатом,
И всех
Нарушивший указанный запрет,
Объявим мы врагом отчизны нашей.
Все :
Разумное, достойное решенье!
Цицерон :
Отцы, читаю я на ваших лицах,
Повернутых ко мне, вопрос безмолвный:
К какому предложенью я склонюсь.
Суровы оба. Оба соразмерны
И важности решаемого дела,
И благородству тех, кем внесены.
Силан стоит за казнь, которой вправе
Отчизна предавать преступных граждан,
Как это и бывало в старину.
А Цезарь предлагает нам виновных
Обречь пожизненному заключенью.
Затем что эта кара горше смерти.
Решайте, как хотите. Консул ваш
Все, что для Рима благом вы сочтете,
Поддерживать и защищать готов.
Он встретит грудью, чуждой колебаньям,
Любой удар судьбы, пусть даже смерть:
Ведь не умрет позорно тот, кто храбр.
Рыдая - тот, кто мудр, и слишком рано
Тот, кто успел сан консула снискать.
Силан :
Отцы, я предложил вам то, что мне
Казалось для отечества полезным.
Катон :
Тебе, Силан, оправдываться не в чем.
Цицерон :
Катон, ты просишь слова?
Катон :
Да, прошу.
Вы слишком долго спорите о том,
Как наказать злодеев, от которых
Без промедленья нужно оградиться.
Их преступленье - не из тех, какие
Караются лишь после совершенья:
Коль совершиться мы ему дадим,
То покарать его уже не сможем.
Достойный Цезарь здесь с большим искусством
О жизни и о смерти рассуждал.
Мне кажется, что он считает басней
Все, что известно нам о преисподней,
Где добрые отделены от злых,
Которых мучат Фурии в местах
Бесплодных, отвратительных и страшных.
Поэтому злодеев содержать
Он хочет в муниципиях под стражей,
Боясь, что в Риме их спасут друзья,
Как будто те, кто к этому способен,
Сосредоточены в одной столице,
А не по всей Италии живут;
Как
Где ей сопротивление слабеет.
Коль верит он, что налицо опасность,
Совет его нелеп, а коль не верит
И страху чужд в отличие от всех,
То нам самим его страшиться нужно.
Отцы, я буду прям. На ваших лицах
Написано стремленье возложить
Все упованья ваши на бессмертных,
Хоть помощь их стяжают не обетом
Или плаксивой женскою молитвой,
Но мужеством и быстротой в решеньях.
Тому, кто смел, им стыдно отказать;
Зато им ненавистны лень и трусость.
А вы боитесь наказать врагов,
Которых в доме собственном схватили!
Что ж, пощадите их и отпустите,
Оружье им вернув, чтоб ваша мягкость
И жалость обернулись против вас!
О, все они - недюжинные люди
И согрешили лишь из честолюбья!
Давайте ж пощадим их и простим!
Да, если бы они щадили сами
Себя иль имя доброе свое,
Людей или богов, и я бы тоже
Их пощадил. Но в нашем положенье
Простить их - значит провиниться хуже,
Чем те, кого вы судите сейчас.
Вы были б вправе совершить ошибку,
Когда б у вас в запасе было время,
Чтобы ее исправить, заплатив
За промах запоздалым сожаленьем.
Но мы должны спешить. И потому,
Коль вы хотите жизнь отчизны нашей
Продлить еще хотя б на день один,
Я требую, чтоб ни минуты жизни
Вы не дали злодеям. Я сказал.
Все :
Ты нас, Катон, наставил, как оракул.
Красс :
Пусть будет так, как он решил.
Сенаторы (отдельные голоса) :
Мы были
Не в меру боязливы.
Силан :
Если б не был
Он доблестен, мы б в трусов превратились.
Сенаторы (отдельные голоса) :
Достойный консул, действуй. Мы - с тобой.
Цезарь :
Отцы, я при своем остался мненье.
Катон :
Умолкни.
Входит гонец с письмом.
Что там?
Первый сенатор :
Цезарю письмо.
Катон :
Откуда? Пусть его прочтут сенату.
Оно от заговорщиков, отцы.