Заговор против Афин
Шрифт:
— Не случится, — твердо начала женщина, но Габриэль покачала головой, поднимая руку и призывая к молчанию.
— Я тоже предпочитаю так думать. Конечно, ничего не случится. У Гелариона здесь дурная слава, ему нечего терять. А ты, Кидавия, если вдруг нам на пути встретится сильный страж-предатель, не сможешь закончить ничего из того, что хотела!
— Я… — замялась женщина, неровно дыша.
— Раны и ушибы причиняют боль, но они заживают. Смерть непоправима. Иногда она приходит мгновенно, — Габриэль замолчала. — Прости, я не хотела этого говорить. Обещаю, если мне представится случай, я передам твою просьбу царице Мелозе. Может быть, тебя примут в семью амазонок.
— Я так хотела вам помочь! — опечаленно произнесла Кидавия; ее плечи ссутулились, а уголки губ опустились. Габриэль похлопала ее по плечу и порывисто обняла.
— Ты очень помогла. Как ты разделалась с приятелем Агринона! — улыбнулась девушка, вспомнив потасовку. Ее рыжеволосая приятельница улыбнулась в ответ и вдруг стала серьезной, стиснула руку Габриэль.
— Если понадобится помощь, шли весточку сюда. Я приду вам на выручку, — сказала она и направилась прочь из лавки.
Последовало долгое молчание, нарушаемое только скрежетом металла и приглушенными голосами в мастерской. Габриэль посмотрела прямо в лицо воришке, он ответил ей столь же прямым взглядом.
— Помни, что я предпочла твою помощь, а не ее. Если подведешь меня, пожалеешь, — пригрозила девушка.
— Ох, напугала! — притворно вскрикнул Геларион и резким кивком указал на заднее помещение. Вор двинулся вперед, девушка следом. Близ узкого входа в мастерскую он вдруг развернулся и, протиснувшись меж доверху забитыми полками, очутился на улице. Габриэль вышла за ним и — налетела на спину проныры, который внезапно замер на месте.
— Видишь? — весело спросил он, вдыхая свежий воздух. — Готов поспорить, Толстуха не знает этого выхода!
Девушка ткнула пальцем в нос наглеца:
— Ее ты называешь Толстухой, а меня Приезжей, да? Между прочим, у меня есть имя, — парень рассмеялся, и она нахмурилась: — Не зли меня, Геларион!
— Я тебя? — переспросил вор и, отодвинув ее руку, скользнул в узкую сумрачную аллею. Габриэль глядела ему в спину, пока Геларион не обернулся и не поманил ее рукой, а потом поспешила вслед за провожатым. «Ох, зачем я его позвала! Наверное, великий папаша Гермес хохотал на всем пути в Аид!» — ругалась она, вспомнив, почему Геларион оказался рядом с ней.
Юноша остановился на несколько шагов впереди нее и указал на грязную улочку между двумя рядами низеньких домишек с плоскими крышами.
— Видишь кучу камней? — глаза девушки еще не привыкли к темноте, и ей понадобилось время, чтобы осмотреться. Минуту спустя Габриэль кивнула. — За ней еще пекарня. Похуже, чем у дяди Уклосса, зато меня там кормят, когда захочу. Экетерону нравятся интересные истории, если постараешься — заработаешь себе на хлеб.
— Хлеб? — Габриэль вдруг показалось, что она не ела уже тысячу лет. Как давно она разделалась с пышной, сдобной, хрустящей булочкой толстяка пекаря! В желудке у нее забурчало, и Геларион с удивлением воззрился на спутницу. Девушка кисло улыбнулась и отвесила воришке подзатыльник: — Шевелись! Рассказать легенду — мне раз плюнуть, а если ты избавишь меня от необходимости представляться, дело станет вообще легче легкого. Но для этого тебе надо прожить еще полчаса. Ох, не зли меня!
— Как страшно, — спокойно сообщил Геларион и, хихикнув, направился в сторону пекарни. Габриэль возвела глаза к небу.
На город опустилась ночь: последний луч солнца уже скрылся за горами, когда Геларион снова вывел Габриэль на улицу. Девушка бросила через плечо тревожный взгляд туда, где, как она предполагала, находилась пекарня Уклосса, и прошептала:
— Там
Укромными дорожками они прокрались по аллеям, проскочили оживленные улицы и еще не затихший рынок, где жрец в изорванной набедренной повязке призывал силой разделаться с теми, кто повинен в нищете афинян. Рядом с ним стояли двое стражей: то ли дожидались, пока жрец прямо выскажется против Тезея и этим даст повод для ареста, то ли охраняли его от недовольной толпы. Снова аллея, потом еще одна, они змеились и вились впереди бегущих, и скоро Габриэль перестала ориентироваться в похожих как две капли воды улочках. Геларион остановился в конце одной из них и кивком указал направление:
— Дворец, — шепнул он.
— Неужели! — насмешливо ответила девушка. Если и есть на свете здание, которое ни с чем не спутаешь, так это афинский дворец: роскошные покои великих царей, воспетые в легендах белые стены. Сама себе удивляясь, Габриэль почувствовала, как ее глаза наполнились слезами, и отвернулась, чтобы утереть их тайком. Мальчишка не поймет ее чувств, только рассмеется.
Но, повернувшись к Гелариону, девушка увидела одухотворенное, торжественное лицо и мужественно сжатые губы. «И ему не чуждо чувство родины. Хотя других высоких чувств ворюге не достает», — подумала она и прониклась к юноше уважением. Совсем чуть- чуть.
— Подождем здесь, — хрипло прошептал Геларион. — Скоро совсем стемнеет. Не против?
Габриэль пожала плечами:
— Тебе решать. Я дороги не знаю, к тому же должна за тобой присматривать.
— Присматривать?!
— Твой могущественный отец сейчас на пути в Аид, — сладким голосом напомнила девушка. Пришла пора Гелариону возвести глаза к небу.
Весь день в пекарне Уклосса толпился люд и стоял гул голосов, обсуждавших дерзкий побег. Прибыли два стража из царской темницы, чтобы забрать лепешки для узников. Они тихим и таинственным шепотом по-своему сообщили занимавшее все Афины событие:
— Говорят, любезный пекарь, будто сам пройдоха Гермес явился ночью в подземелье по поручению Зевса и Геры. Кто еще смог бы тайно пробраться в темницу и отпереть надежный замок, не оставив следов? Сорок семь человек томились в царском подземелье, и только сорок четыре узника нашли мы наутро. Все они спали, будто Морфей напустил на них сон.
— Ну что ж, — обеспокоенно ответствовал Уклосс, но голос его крепчал по мере того, как пекарь говорил, — ходят слухи, что Гермесу не нравится, когда людей бросают в темницы. Только посмотрите, как он проходит по земле и под нею, не подчиняясь никаким законам! — Повисло молчание, а минуту спустя стражники расхохотались, и пекарь присоединился к ним.
Затаившаяся под длинным прилавком Зена мрачно улыбнулась. Расскажи кому — не поверят, будто так можно болтать с царским стражем. Воительница решила, что Уклосс всего лишь поддерживает беседу и, естественно, пытается удержать вояк от поисков настоящего спасителя. Ничего не скажешь, ход он придумал хитрый.
Тюремные служители не упомянули, кто сбежал, а пекарь и не спрашивал. Может быть, у Зены с Габриэль все-таки будет возможность помочь несчастным беднякам.
Воительница завозилась на месте, разминая затекшее тело. Надо же выдумать: прятаться в булочной посреди Афин! «Поверить не могу, что это я!» Стражники ушли, Уклосс что-то прошептал сыну, на мгновение отошел и появился снова, сжимая в руках мягкую, сладкую булочку. Зена настороженно принюхалась и с удовольствием приняла угощение. Хлеб был почти так же хорош, как тот, который она ела каждый день, живя во дворце и выдавая себя за дочь царя, Диану.