Заговоры и покушения

Глобус Нина Владимировна

Кто мог свободно манипулировать следователями и судьями, занимавшимися «делом» Зайдера? Кто мог так засекретить материалы судебного процесса над убийцей Котовского, что до сих пор они не увидели света? Кем было наложено вето на публикат цию сведений, которые хоть как-то приоткрыли бы тайну трагедии в Чебанке? Ответ напрашивается сам собой: сделать это могли только люди, обладавшие огромной и, по существу, неограниченной политической властью…

За несколько дней до преступления у жены начальника охраны сахарного завода появилось

дорогое колье. Нет, не то, что было подарено ей мужем в дни, когда тот владел в Одессе публичным домом: старое украшение в Умани хорошо знали, жена Зайдера не раз надевала его. Колье было другое. На какие деньги в 1925 году смог купить Зайдер эти бриллианты? Не исключено, что они и были авансом за убийство Котовского.

(Казаков. В. После выстрела // Знамя. 1989. Май)

ПАРТИЙНОЕ ПОРУЧЕНИЕ: ЗАРЕЗАТЬ НАРКОМА

Преступление, о котором рассказывают документы, было задумано летом 1928 года. Почему было выбрано это время и почему жертвой стал Г. К. Орджоникидзе?

Товарищ Серго оказался в. числе немногих старых большевиков, которые сохранили к 1928 году положение в партии и в государстве. Орджоникидзе пытался противостоять Сталину, не соглашаясь со многими его планами и намерениями. Вероятно, последним событием, которое окончательно испортило их отношения, стало «шахтинское дело».

На кисловодском курорте С. Орджоникидзе принимал лечебные ванны, пил минеральную воду. В один недобрый день у него кольнуло в спине с правой стороны. Он сказал об этом врачу. После осмотра в Лечебно-санаторное управление Кремля (позднее переименованное в Четвертое Главное управление Минздрава СССР) ушла шифрованная телеграмма. На ее основе было составлено письмо. Оно адресовалось Емельяну Ярославскому, члену Президиума и секретарю Центральной контрольной комиссии ВКП(б). Он отвечал за охрану здоровья руководителей партии и правительства.

«Москва. 5 июля 1928 года. Секретно. Уважаемый тов. Ярославский!

Сообщаю, что консультация у тов. Серго обнаружила увеличение правой почки и семенного пузырька. Вопрос об инструментальном исследовании отложен до прибытия Федорова…

Для прогноза очень важно выяснить, где локализуется туберкулезный процесс, что будет выяснено рядом дополнительных исследований.

Сообщено Т. Т. Рудзатаку, Смирнову, А. П. Горбунову, Таннеру — ЦК ВКП(б).

Зам. начсанупра Кремля Металликов».

Штемпель: «Секретный отдел ЦКК ВКП(б) — НКРИ СССР».

Резолюция: «Срочно: Яковлеву, Лебедеву, Шкирятову (доставить сегодня).

6.7.28, Ярославский».

Запомним: первый консилиум обнаружил увеличение правой почки и правого семенного пузырька и предварительно установил, что оба органа поражены туберкулезом.

Буквально через день в Москву поступила еще одна телеграмма: «Общее состояние хорошее, диагноз подтвердился… Больной оставлен Кисловодске до начала августа целью общего

укрепления здоровья. Федоров, Фронштейн, Бурмин, Болотнер».

В Москве не поняли, о каком диагнозе идет речь.

Кисловодск уточнил: «Туберкулез правого семенного пузырька и почечная пиурия. Окончательное решение требует повторного исследования на туберкулез путем посева и прививки — это будет проведено здесь».

Уточняющая телеграмма способна была вызвать только недоумение. Если окончательное решение требовало повторного исследования, то как удалось сразу установить, что один из семенных пузырьков (их несколько) уже поражен туберкулезом? Любопытно, что в последующих телеграммах пузырек больше ни разу не упоминался…

А пиурия — это был не диагноз, не название болезни, а только симптом. Пиурия — гной в моче — возникает при различных заболеваниях: при камнях в почках, воспалениях, а также и при туберкулезе. Предположить, что четыре медика этого не знали, довольно трудно…

«Строго секретно. Тов. Ярославскому

Препровождаю копию телеграммы о состоянии здоровья тов. Серго.

Металликов 19.7.28

…Три недели острых припадков нет. Тупые небольшие боли продолжаются. Температура нормальная. Моча без перемен…

Бурмин».

И эта телеграмма была похожа на кроссворд. Какие острые припадки имел в виду доктор Бурмин? Неясной была и фраза, что «моча без перемен».

Прошел август. Начался третий месяц пребывания Орджоникидзе на курорте. Никакого лечения он не получал. При этом о переезде в Москву не было и речи. Складывалось впечатление, что врачи умышленно задерживали Серго в Кисловодске. Для чего?.. По чьему распоряжению?.. Вероятно, Орджоникидзе еще и потерпел бы эту странную ссылку, но случилось одно тревожное событие, о чем он тут же сообщил Ярославскому.

«Строго секретно. 8 сентября 1928

Дорогой товарищ Емельян!

Пока что я тут торчу без толку. Разов пять лазали мне в почки и как будто выяснили, что больна левая почка, но чем она больна, туберкулезом или простым пиелитом, пока это с достоверностью неизвестно, по крайней мере, мне не говорят. Исследование мочи, взятой отдельно из каждой почки, пока коховской палочки не дало, а прививка свинке дает результаты через две недели…»

Орджоникидзе не успел закончить письмо — его пригласили к себе врачи. Возвратясь от них, он сделал взволнованную приписку:

«…Тебе, наверное, уже известно, что здесь все перепуталось: у меня все время болела правая почка, а они утверждают, что правая здоровая, а левая больная. Вот дай им вырезать левую, а правая будет продолжать болеть… Твой Серго».

Ситуация становилась угрожающей и загадочной. Ведь если бы Орджоникидзе по ошибке лишился здоровой почки, он был бы обречен. А врачи не только не проявляли необходимой осторожности, а требовали от больного немедленного согласия на операцию, которую собирались произвести в Кисловодске.