Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Познанский Николай Федорович

Такъ слово отрывается отъ дйствія. Съ этой поры оно — самостоятельная магическая сила. Вотъ этотъ-то моментъ, ршительный въ исторіи заговора, Потебня и не отмтилъ, давая свое генетическое опредленіе. Происшедшій безсознательно разрывъ съ обрядомъ далъ широкій просторъ слову. Раньше оно ограничивалось дйствіемъ. Сравнивать можно было лишь съ тмъ, что длалось, или съ качествомъ предмета, употреблявшагося при чарахъ. Теперь этихъ путъ нтъ. Слово свободно. Сравнивать можно съ чмъ угодно, лишь бы находились черты сходства. Параллелизмъ, проникающій всю народную поэзію, параллелизмъ, усматриваемый человкомъ между нимъ и природою, широкимъ потокомъ ворвался въ область заговора. Можно сравнивать съ зарей, звздами, солнцемъ, водой, деревомъ, птицей, звремъ и т. д. и т. д. Вся природа теперь можетъ найти себ мсто въ первомъ член формулы quomodo. Разница съ прежними чарами все-таки будетъ не очень замтна. Вдь и тутъ и тамъ сравненіе производится съ явленіемъ природы. Утерялось во второмъ случа только дйствіе. Но вдь оно утерялось потому именно, что стало забываться его значеніе. Притомъ же оно было и съ вншней стороны часто такъ незначительно, что его легко можно было опустить. Раньше, когда дйствіе было на первомъ план, читая заговоръ отъ головной боли, прикладывали, камень къ голов и говорили: qu’elle soit dure comme la pierre! Но стоитъ только камень не

149

приложить къ голов,

и заговоръ обратится въ другой видъ, гд сравниваютъ уже съ „даннымъ явленіемъ“. Фраза qu’elle soit dure comme la pierre будетъ выражать сравненіе не съ какимъ-либо опредленнымъ камнемъ, прикладывающимся къ голов, а вообще съ камнемъ. Это уже будетъ сравненіе совершенно такого же характера, какъ и сравненіе съ зарей. Примръ съ прикольнемъ, приводимый Потебней, стоитъ какъ разъ на полпути обращенія чары-дйствія и параллельнаго заговора въ заговоръ-параллелизмъ, не сопровождающійся дйствіемъ. Боле того, переходъ становился еще незамтне потому, что въ нкоторыхъ случаяхъ данное явленіе могло играть совершенно ту же роль, что и нарочно произведенное. Заря убываетъ. Свтъ луны посл полнолунія также убываетъ. Это знахаремъ ставится въ параллель съ убылью болзни. Въ заговор отъ бородавокъ, читающемся при убывающемъ мсяц, говорится:

,Der Mond ist gross

Der Mond ist klein.

Gew"achse, du sollst auch vergehen¹).

Но нельзя ли какъ-нибудь установить болe тсную связь между этими двумя явленіями? Установить ту связь, какую мы видли на первой ступени чаръ. Оказывается, можно. Напр., во время убыли луны проводятъ рукой по стн, на какую падаетъ лунный свтъ, и потомъ поглаживаютъ бородавки той же рукой. Это продолжается въ теченіе цлой недли. Бородавки посл того должны пропасть²). Благодаря возможности такой связи фазы луны играютъ важное значеніе при чарахъ. Если надо умертвить или извести живое, то чары слдуетъ производить при полнолуніи или на ущерб; если же дло идетъ о взращеніи и укрпленіи, то, напротивъ — при наростающемъ мсяц³). Такимъ образомъ оказывается, что въ обоихъ видахъ

150

чаръ дйствіемъ переходъ отъ явленія, нарочно произведеннаго, къ данному почти неуловимъ. Такъ пока незначительна повидимому разница между новымъ и старымъ видами заговоровъ. Но разъ сдлана брешь, она будетъ все боле и боле расширяться. Сравненіе перестаетъ ограничиваться сферою явленій окружающей природы. Человкъ отъ нихъ переходитъ къ тмъ отношеніямъ, какія онъ видитъ въ человческой сред. Такъ парень, желая „присушить“ двку, говоритъ: „Какъ малый младенецъ отъ матери прочь не отходитъ, держитъ сохнетъ по всякой часъ и по всякое время… такъ бы держалась раба божія“…¹). Вполн возможно предположить, что и въ подобныхъ еще случаяхъ нкогда употреблялось дйствіе врод того, какъ при лченіи бородавокъ луннымъ свтомъ. Какая-нибудь принадлежность ребенка, можетъ быть, приводилась въ соприкосновеніе съ предметомъ присушки. Но и этимъ дло не ограничивается. Область сравненія все растетъ. Къ длу привлекается преданіе. До сихъ поръ все были сравненія съ чмъ-нибудь наличнымъ, часто повторяющимся, или съ тмъ, что всегда легко могло быть воспроизведено, а теперь будутъ сравнивать съ чмъ-нибудь, о чемъ слышали, о чемъ говоритъ преданіе. Кровь течетъ. Надо остановить. Слышали, что, когда Іоаннъ крестилъ Христа, вода въ Іордан стала. Параллель готова. И вотъ возникаетъ заговоръ: „Стань крэвъ у рани, якъ вода въ Ирдани, кеды ксцивъ свентый Янъ, кеды ходзивъ Христосъ Панъ“²). Это опять одинъ изъ важныхъ моментовъ. Мы присутствуемъ при зарожденіи эпической части. Выхваченное изъ преданія событіе — это ячейка, которая будетъ все разростаться, заполняя собою и все увеличивая первую часть формулы. Такъ, только что приведенное сравненіе можетъ дать поводъ, примрно, къ слдующему распространенію формулы:,Jesus that was in Bethleem born, and baptyzed was in the flumen Jordane as stente the water at hys comyng, so stente the blood of thys Man³). Я, конечно,

151

не утверждаю, что вторая изъ приведенныхъ редакцій мотива развилась непосредственно изъ первой. Варіантовъ и той и другой редакціи было, наврное, безчисленное множество. Гд точки ихъ реальнаго соприкосновенія, сейчасъ опредлить не возможно, да и врядъ ли когда-либо явится такая возможность. Вдь до насъ дошла и теперь записана только ничтожная часть той массы варіантовь, какая на протяженіи вковъ вращалась среди народа. Я только намчаю общій путь движенія. Насколько разнообразны были дальнйшія формы, какія принималъ этотъ мотивъ, можно видть изъ работы Эбермана. — Первая половина подобныхъ заговоровъ можетъ разростись до цлаго разсказа о какомъ-нибудь событіи, во второй же останется пожеланіе, чтобы такъ же было и въ данномъ случа. Получится видъ заговора-параллелизма съ эпической частью. — Таковымъ мн представляется процессъ органическаго развитія заговора. Но это отнюдь не значитъ, что каждый заговорный мотивъ, какой мы теперь встрчаемъ въ форм позднйшей стадіи, обязательно прошелъ вс предыдущія, начиная съ чистаго дйствія. Нтъ. Процессъ этотъ совершался всей массой заговоровъ, взятой въ ея цломъ. Исторически ни одна изъ послдующихъ формъ не могла появиться раньше предыдущей. Напр., формы заговора, не сопровождающагося дйствіемъ, не могли появиться раньше формъ заговора, сопровождающагося дйствіемъ. Эволюціонировали формы. Содержаніе (мотивы) также, какъ увидимъ, эволюціонировало; но для него не всегда была необходима та послдовательность, какая требуется для формъ. Когда уже органически выработался рядъ различныхъ формъ чаръ, новыя формулы стали часто создаваться по аналогіи; и законъ послдовательности какъ бы отмнялся. Новый заговоръ могъ прямо создаться по образцу одной изъ позднйшихъ формъ. Если бы вс мотивы должны были проходить послдовательно всю лстницу формъ, то въ конц ея, въ эпическомъ разсказ, они, наврное, вс бы сохранили, хотя самое туманное, отраженіе первой ступени, чаръ-дйствія. Но на самомъ дл этого нтъ. Во многихъ заговорахъ, при самомъ тщательномъ изслдованіи, нельзя найти никакихъ слдовъ забытаго дйствія. Объясняется это тмъ, что не вс заговоры возникли изъ

152

обряда. Множество изъ дошедшихъ до насъ заговоровъ было создано, вроятно, по аналогіи.

До сихъ поръ насъ занимала эволюція формъ чаръ. Мы дошли до зарожденія эпической части. Отсюда уже эволюція формы тсно сплетается съ эволюціей самаго мотива. Измненіе эпической части — развитіе мотива, разрабатывающагося въ ней. Къ эволюціи мотивовъ теперь и перехожу.

Для эпическаго мотива не обязательно прохожденіе тхъ формъ чаръ, какія исторически предшествовали зарожденію эпической части. Первичныя формы, какъ мы видли, состояли изъ простого дйствія. Понятно, что затронутый выше мотивъ Jordan-Segen, говорящій о крещеніи Христа, не могъ выражаться въ такихъ первичныхъ формахъ. Онъ прямо родился въ форм

сравненія, независимаго отъ дйствія. Потомъ принялъ эпическую форму и дале уже развивался по законамъ, дйствовавшимъ при развитіи эпической части. Но въ эпическихъ частяхъ разрабатываются и такіе мотивы, которые имютъ прямое отношеніе къ первичнымъ формамъ чаръ, чистому дйствію. Съ этими-то именно мотивами и связано органическое развитіе эпической части. Къ сожалнію, большинство ихъ либо извстно по случайнымъ, разрозненнымъ варіантамъ, либо исказилось до такой степени, что теперь уже очень трудно возстановить ихъ первоначальныя редакціи. Громадное количество извстныхъ эпическихъ мотивовъ, какъ, напр., Jordan-Segen, какъ будто не носятъ никакихъ слдовъ утраченнаго обряда. Но вполн возможно, что, при боле тщательныхъ разысканіяхъ, и подъ ними вскроется какое-нибудь давно забытое дйствіе. Относительно же нкоторыхъ a priori можно сказать, что напраснымъ трудомъ было бы искать подъ ними забытаго обряда. Таковы, напр., заговоры съ эпическою частью, содержащей какой-либо евангельскій разсказъ (напр., о кровоточивой жен). Это все — заговоры позднйшаго происхожденія, созданные по аналогіи съ боле ранними мотивами, на которыхъ развивалась эпическая форма, мотивами, выросшими изъ обрядовъ. Заговоры съ такими первичными мотивами въ большинств случаевъ, можно думать, уже исчезли. Они или забылись, или растворились въ масс новыхъ, тамъ и сямъ выбиваясь изъ подъ нихъ, какъ

153

раскиданныя по снжному полю вхи. Эти вхи, какъ ни мало ихъ сохранилось, позволяютъ все-таки опредлить пройденный когда-то путь, хотя теперь уже занесенный.

Процессъ представляется въ слдующемъ вид. Какъ выше было сказано, приростъ слова происходилъ за счетъ отмиравшаго дйствія. Прежде всего обрядъ потребовалъ поясненія, такъ какъ сталъ забываться его первоначальный смыслъ. Это — первая стадія развитія эпическаго мотива, зарожденіе его изъ обряда. Она, очевидно, происходитъ за счетъ начинающагося разложенія обряда. На этой стадіи возникаютъ такіе заговоры, какъ приведенныя выше грыжныя слова: „Не пупъ загрызаю“ и т. д. Такимъ образомъ смыслъ обряда закрпляется въ сопровождающей его формул. Съ этой стороны, какъ будто, существованіе его упрочено и разложеніе предотвращено. Но опасность является съ другой стороны. Смыслъ обряда понятенъ. Но цлесообразенъ ли самый обрядъ-то? Почему при помощи его именно можно достичь желаннаго результата? Раньше, когда симпатическая магія была въ полной сил, такого вопроса и не могло явиться. Само собою было понятно, что, если обвести потухшимъ углемъ „вогникъ“, то и „вогникъ“ потухнетъ. Сомнніе въ цлесообразности симпатическаго средства — крупный шагъ впередъ въ исторіи человческой мысли. На явившійся вопросъ необходимо надо было подыскать и отвтъ. И вотъ на сцену появляется миъ. Но пока въ такой неясной форм, что его трудно еще отличить отъ были. Миъ входитъ въ формулу въ вид ссылки на то, что такъ было когда-то прежде. Пріемъ раньше употреблялся и былъ вполн пригоденъ. Стало быть пригоденъ и теперь. Получается видимость отвта. Само собой видно, какъ низокъ еще умственный уровень человка на этой ступени развитія. Однако, въ современномъ обществ сплошь да рядомъ отпоръ критической мысли длается именно въ такой форм. Отцы и дды наши такъ длали, а они были не глупе насъ. Вотъ обычный отвтъ на сомнніе въ цлесообразности какого-либо общественнаго института. Эта стадія развитія мотива иметъ решающее значеніе въ его исторіи. Именно здсь мотивъ принимаетъ эпическую форму: разсказывается, что такой-то случай былъ тогда-то. Когда мы разсматривали развитіе

154

формъ заговора, то видли другую возможность развитія эпической части (Jordan-Segen). Тамъ просто длалось сравненіе съ какимъ-нибудь фактомъ, сохранившимся въ преданіи (стояніе воды въ Іордан), а потомъ этотъ фактъ обрасталъ подробностями, благодаря чему изъ формулы сравненія развивался эпическій заговоръ-параллелизмъ. Разница въ характер этихъ двухъ эпическихъ заговоровъ видна сама собой. Во-первыхъ, эпическая часть вида Jordan-Segen не служитъ подкрпленіемъ разшатавшагося авторитета симпатическаго средства. За такими заговорами магическій обрядъ можетъ вовсе и не предполагаться. Во-вторыхъ, для такихъ заговоровъ представляется возможность развитія изъ одного лишь опредленнаго вида: изъ формулъ типа quomodo (quomodonon). Въ нихъ необходимо присутствіе сравненія, изъ котораго они и развиваются. Когда же эпическая часть является для подкрпленія авторитета симпатическаго средства, то для нея нтъ необходимости въ формул сравненія. Въ этомъ случа она развивается изъ предшествующей формулы-поясненія. А поясненіе, какъ мы видли, можетъ обходиться и безъ сравненія. Поэтому-то въ нкоторыхъ эпическихъ заговорахъ и отсутствуетъ проведеніе параллели между описаннымъ случаемъ въ заговор и наличнымъ обстоятельствомъ. Потому же и нельзя объяснять такіе случаи „недоговоренностью“ формулы. Мнніе Зелинскаго, что во всхъ заговорахъ есть сравненіе, а, если гд и отсутствуетъ, то легко можетъ быть объяснена причина отсутствія, приходится оставить. Сравненіе отсутствуетъ въ эпическомъ заговор потому, что его не было въ формул-объясненіи при симпатическомъ обряд, изъ какого развился данный мотивъ.

Такимъ образомъ ссылкой на то, что такъ было, успокаиваются первыя сомннія пробуждающейся мысли. Прибгали ли къ миу или ссылались на дйствительный фактъ, ршительно все равно. Важна въ этомъ случа не дйствительность факта, a увренность въ его дйствительности. Но долго оставаться на такомъ примитивномъ решеніи дла невозможно. Разъ пробудившійся критицизмъ поведетъ свою работу дальше и дальше. Хорошо, средство это уже давно примняется. Но почему же оно примняется?

155

И вотъ тутъ-то выступаетъ на сцену авторитетъ божества. Средство врно потому, что его при такихъ-то вотъ обстоятельствахъ употребило божественное существо. Въ языческой сред въ роли дйствующихъ лицъ выступятъ языческіе боги, въ христіанской — Христосъ и святые. Въ эпической части одни изъ нихъ явятся въ роли нуждающихся въ помощи, другіе — въ роли помогающихъ. И помогающій будетъ продлывать то же самое, что продлываетъ знахарь при лченіи. Было, напр., лченіе отъ укуса зми смываніемъ яда. Оно явилось въ глубокой древности. Когда появилась потребность въ объясненіи происхожденія этого средства и его авторитетности, то стали разсказывать легенду о томъ, какъ змя укусила ап. Петра, а Христосъ далъ ему этотъ самый рецептъ¹). Ап. Петръ, конечно, замнилъ здсь ап. Павла. Въ старинныхъ требникахъ помщалась „молитва св. ап. Павла отъ змія“. Источникомъ этой молитвы послужила 28-я глава „Дяній“ апостольскихъ. Въ ней разсказывается, какъ на остров Мелит змя укусила ап. Павла и не причинила ему вреда. „Молитва“ отъ змія къ этому присоединила цлое апокрифическое сказаніе о томъ, какъ Павлу во сн явился арх. Михаилъ и далъ ему „книгу“. Апостолъ проснувшись нашелъ возл себя эту книгу, а въ ней было написано заклинаніе отъ змй²). Ясно, что различные магическіе пріемы лченія отъ укуса зми существовали до созданія апокрифа. Они-то именно и были причиною появленія апокрифическаго сказанія. Темный умъ не могъ удовлетвориться простымъ разсказомъ о чуд ап. Павла и объяснилъ его посвоему. Если на апостола не подйствовалъ зминый ядъ, значитъ у него въ рукахъ было средство противъ этого яда. Такимъ образомъ легенда и магическій обрядъ тсно сплелись, пополняя и поддерживая другъ-друга.