Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул
Шрифт:
На появленіе симпатическаго эпитета „черный“ еще больше, чмъ головня, могло дйствовать употребленіе сажи, какъ средства противъ огника. Пріемъ этотъ извстенъ въ Малороссіи, гд наблюдаются и соотвтствующіе заговоры. Въ одной малорусской сказк разсказывается, какъ баба мазала сажей покраснвшую шею пьянаго мужа, думая, что онъ испорченъ1). Вотъ какъ тамъ лчатъ отъ огника. „Тимъ вихтыкомъ, шо мыють горшкы, брать навхрестъ въ челюстяхъ сажу, затоптувать огныкъ и прымовлять трычи: „Іхала баба лисомъ. Чорна запаска, чорна сорочка — чорный лисъ рубаты, вугильля палыты, вогныкъ затоптуваты“2). Что баба детъ рубить лсъ, это объясняется вліяніемъ на заговоръ другого обряда. „Якъ топлять въ пичи, взять нижъ, торкать нымъ навхрестъ челюсти, притоптувать тымъ ножемъ огныкъ и прымовлять трычи: „Ишла баба чорною дорогою. Сама баба чорна, чорна плахта, чорна запаска. Та не руба ни дуба, ни явора, ни березы, тильки руба огныкъ“3).
Опять повторяю, что свое толкованіе я дале сферы заговоровъ не распространяю. Однако и въ заговорахъ образы, обыкновенно сводящіеся къ „огненной Маріи“, не ограничиваются только кругомъ заговоровъ отъ воспаленій. Они
200
появляются еще въ мотив, связанномъ съ чарами на любовь. Такъ, въ одной присушк упоминаются какія-то „три двицы, три огненныя огневицы“1). Для Мансикка нтъ никакого сомннія, что въ нихъ отразилась все та же „огненная Марія“2). Онъ даже не сомнвается и въ томъ, что упоминающаяся въ одномъ изъ заговоровъ „баба сводница“ все та же „огненная Марія“. И изслдователь по этому поводу пробуетъ филологически объяснить, какимъ образомъ вмсто розоваго внка и горящаго куста, символовъ Богородицы, въ заговорахъ появляются печь, баня и вникъ3). Я посл вернусь еще къ этимъ образамъ, когда буду говорить о присушкахъ, съ какими они связаны. Здсь же ограничусь лишь указаніемъ на то, что между женскими образами изъ заговоровъ отъ воспаленій и сходными до нкоторой степени съ ними образами изъ любовныхъ заговоровъ нтъ ровно ничего общаго. Они связаны съ различными мотивами и развивались на почв различныхъ обрядовъ.
По поводу разсмотрнныхъ нмецкихъ заговоровъ можно отмтить нсколько чертъ, вообще свойственныхъ нмецкимъ заговорамъ. Если сравнить ихъ съ русскими, то бросится въ глаза бдность фантазіи ихъ творцовъ. Чудесный элементъ фантастики почти совершенно отсутствуетъ. Эпическая часть отсутствуетъ чаще, чмъ въ русскихъ заговорахъ, а когда присутствуетъ — кратка и почти всегда чисто христіанскаго содержанія, бдна образами. Разработка ея однообразна. Обыкновенно разсказывается, что шелъ какой-нибудь святой, и вотъ случилось, или сдлалъ онъ то-то. Перечни, столь частые у русскихъ, у нмцевъ значительно рже встрчаются и бываютъ обыкновенно короче. Совершенно отсутствуетъ лирическій элементъ, дающій такую прелесть русскимъ заговорамъ. Къ нимъ скоре всего можно приложить характеристику заговоровъ, какъ литературы практической, а не поэтической. Поэтическіе мотивы врываются въ нихъ рдко-рдко
201
и притомъ въ вид чего-то посторонняго. Таковъ хотя бы слдующій заговоръ:
Die Rose hat in diese Welt Uns Gott als K"onigin gesandt
Und "uber ihr das SternenzeltAls Kr"onungsmantel ausgespanntRose + Rose + Rose + Weiche,Flieh auf eine Leiche,Lass die Lebenden befreitVon nun an bis in Ewigkeit 1 ).Заговоръ очевиднымъ образомъ распадается на дв части. Заговоръ, собственно, составляетъ вторая часть. А первая, поэтическая, приставлена къ нему механически и взята, вроятно, изъ какого-нибудь ходячаго стихотворенія или псни. Вс перечисленныя особенности, мн кажется, говорятъ за то, что нмецкіе заговоры боле поздняго происхожденія, чмъ русскіе. Я имю въ виду не общую хронологію, a отношеніе къ той степени культурнаго развитія, на которой стоялъ народъ въ то время, когда создавалъ заговоры, сохранившіеся до нашего времени. Отсутствіе длинныхъ перечней, безспорно, указываетъ на то, что мысль практиковавшихъ заговоры привыкла уже къ большей степени обобщенія и отвлеченія, чмъ мысль человка, которому для обозначенія болзненнаго состоянія тла надо перечислить вс его члены. Сжатость формулъ также указываетъ на большее умніе пользоваться словомъ въ опредленныхъ цляхъ. Возможность прослдить вс стадіи развитія на однихъ заговорахъ съ чисто христіанскимъ содержаніемъ (заговоры отъ воровъ) указываетъ на то, что и самое развитіе мотива, вроятно, происходило въ эпоху христіанскую. Наконецъ, отсутствіе лирики и вообще поэтическаго элемента, мн кажется, указываетъ на то, что заговоры находились уже въ эпоху ихъ созданія въ рукахъ ограниченнаго круга людей; масса въ ихъ разработк не принимала участія. Этотъ кругъ людей
202
смотрлъ на заговоры исключительно съ практической точки зрнія и не давалъ въ нихъ мста работ живой фантазіи. Словомъ, заговоры создавали уже профессіоналы, лкари, знахари. Какъ у нмцевъ, такъ и у русскихъ выработались прочные шаблоны для заговоровъ. Сравненіе этихъ шаблоновъ также указываетъ на боле позднее происхожденіе нмецкихъ. Они гораздо короче и ближе подходятъ къ сути дла. Если въ эпической части надо изобразить какое-нибудь событіе, то приступаютъ къ нему безо всякихъ околичностей, посл самаго краткаго вступленія: шелъ тотъ-то, и случилось то-то. Дале этого
Мотивъ рога. Итакъ, намъ неоднократно уже приходилось встрчаться съ оригинальнымъ пріемомъ заговорнаго творчества — употребленіемъ сквозныхъ симпатическихъ эпитетовъ. Мы видли, что благодаря ему создаются отдльные фантастическіе образы и даже цлыя картины. Мотивъ рога разрабатывался этимъ же самымъ пріемомъ. Связанъ онъ съ заговорами отъ impotentia virilis.
…„Есть окіанъ море, на пуповин морской лежитъ Латырь камень, на томъ Латыр камени стоитъ булатной дубъ и втвіе и корень булатной. Коль тотъ булатной дубъ стоитъ крпко и плотно, столь бы крпко и плотно стоялъ былой… ярый… п…..ная жила на женскую похоть, на полое мсто. Изъ подъ того камени выходитъ быкъ порозъ, булатны рога и копыта булатныя, и ходитъ около дуба булатнаго и тотъ дубъ бодетъ и толкаетъ и не можетъ того дуба сломить и повалить. Сколь тотъ крпко булатной дубъ стоитъ и сколь крпки рога у пороза, столь бы крпко стояла п…..ная… жила“…1).
203
Уже упрощеннымъ является мотивъ въ слдующемъ заговор. Посл обычнаго выхода въ восточную сторону — „есть въ восток, въ восточной сторон стоитъ буевой островъ; на томъ буевомъ остров стоитъ святое дерево, изъ толстаго святого дерева выходитъ булатный быкъ, булатными рогами гору бодаетъ, ногами скребетъ; и какъ у того булатнаго быка булатные рога крпки не гнутся, и не ломятся, и не плющатся, такъ же бы у меня р. Б. и становая жила не гнулась бы и не ломалась, крпко бы стояла, какъ колъ, рогъ рогомъ стояла бы, столбъ столбомъ, стрла стрлой, копье копьемъ“. Конецъ приставленъ отъ другого заговора.
Нтъ ли въ приведенныхъ заговорахъ указанія на „исходный пунктъ“? Есть. Оно заключается въ сравненіи съ рогами, подобно тому, какъ въ заговорахъ отъ воровъ заключалось въ сравненіи съ палкой. Возьмемъ еще одну редакцію мотива, гд фантастики уже значительно меньше чмъ въ предыдущихъ, и потому ясне выступаетъ первооснова.
…„И возьму азъ р. Б. (и. р.), свой черленой вязъ и пойду я въ чистое поле, ажно идетъ въ чистомъ пол встрчу быкъ третьякъ, заломя голову, смотрится на небесную высоту, на луну и на колесницу. И подойду азъ, р. Б. (и. р.), съ своимъ черленымъ вязомъ и ударю азъ быка третьяка по рогу своимъ черленымъ вязомъ, и какъ тотъ рогъ не гнется, ни ломится отъ моего вязу, такъ бы…“1).
Эта редакція очень интересна и важна для пониманія разработки всего мотива. Прежде всего она показываетъ, что эпитетъ „булатный“ принадлежность позднйшихъ редакцій. Если мы примемъ это во вниманіе, то намъ вполн понятенъ будетъ составъ предыдущихъ редакцій. Напр., въ первой редакціи откинемъ симпатическій эпитетъ. Оказывается, что вс введенные въ нее образы самые обыкновенные блуждающіе образы заговорной литературы: латырь камень, чудесное дерево, окіанъ море, островъ Буянъ. Только одинъ образъ быка — новый. Это спеціальная принадлежность даннаго мотива. Для пониманія исторіи
204
мотива надо прослдить, какимъ путемъ связывались эти образы другъ съ другомъ. Океанъ-море, островъ-Буянъ, латырь-камень насъ не интересуютъ: это шаблонное пріуроченіе дйствія къ опредленному мсту. Необходимо выяснить присутствіе двухъ остальныхъ образовъ: дерева и быка. Послдняя редакція и даетъ въ этомъ отношеніи указаніе. Въ ней заключается важное указаніе на то, что заговоръ связанъ былъ когда-то съ обрядомъ. Она описываетъ воображаемое дйствіе. А мы видли, что такое воображаемое дйствіе является обыкновенно отголоскомъ забытаго реальнаго (загрызаніе, лченіе мертвой рукой). Въ эпической части оно только иногда фантастически изукрашивается. Отбросимъ эти прикрасы и здсь. Получится голый фактъ: читающій заговоръ ударяетъ палкой быка по рогамъ. Вотъ о чемъ свидтельствуетъ заговоръ. Изъ этой-то палки и развился образъ черленаго вяза, дуба и, наконецъ, булатнаго дуба, который смшался съ другимъ образомъ — святого дерева. Психологическое основаніе такой переработки вполн понятно: все сильне подчеркивалась сила сопротивленія рога, вокругъ котораго и вращаются вс остальные образы. Итакъ, возможно предполагать, что существовалъ обрядъ битья быка по рогамъ. Смыслъ его ясенъ изъ текста заговора. Первоначально заговоръ не былъ такимъ сложнымъ, какимъ мы его видимъ теперь. Онъ просто заключался въ краткой формул; „Стой мой …, какъ рогъ“1)! Вотъ ячейка мотива, потомъ такъ причудливо развившагося. Развитіе наступило посл того, какъ отмеръ обрядъ. Указаній на существованіе битья быка по рогамъ мн не удалось найти, такъ что о немъ можно только догадываться на основаніи самаго текста заговора. Зато есть указанія на другой симпатическій пріемъ, съ какимъ также связанъ мотивъ рога. Существуетъ пріемъ, передающій упругость рога человку. И замчательно, что требованіе его сохранилось какъ разъ при самой краткой редакціи мотива, только что приведенной. Скоблятъ ножомъ рогъ и стружки пьютъ въ вин, приговаривая формулу.