Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Познанский Николай Федорович

Такъ расширяется драматическій элементъ въ чарахъ. Вмсто простыхъ изобразительныхъ дйствій нашего знахаря появляются цлыя сценки, исполняющіяся нсколькими лицами; а у дикихъ народовъ въ нихъ участвуютъ уже не только цлыя селенія, но даже племена. У насъ сохранились остатки такихъ массовыхъ чарованій хотя бы въ вид опахиванія селъ. А если справедлива теорія Фрэзера и положенія Аничкова, то пережиткомъ подобныхъ же чаръ являются и нкоторые сохранившіеся обряды, теперь обратившіеся въ простыя забавы.

289

Перехожу къ массовымъ чарамъ дикихъ. Значительный матеріалъ по этому вопросу находится у Ревиля въ цитированной выше книг. Танцы у дикихъ играютъ громадную общественную роль. Ни одно крупное событіе въ жизни племени не обходится безъ общественныхъ танцевъ. Собираются ли воевать — предварительно устраиваютъ танецъ, чтобы обезпечить побду надъ врагомъ. Готовятся ли къ охот — танцуютъ, чтобы охота была удачна. Ушли бизоны изъ окрестной мстности, надо ихъ вернуть — опять танецъ, и т. д. Словомъ, чтобы племя ни начало, оно прибгаетъ къ магическому танцу для обезпеченія успха предпріятія. Характерной чертой всхъ подобныхъ

танцевъ является то, что вс они мимическіе. Они драматизируютъ, представляютъ то самое, что участники ихъ желаютъ видть осуществленнымъ на самомъ дл. Такъ, прежде чмъ итти на войну, американскіе краснокожіе исполняютъ танецъ, въ которомъ изображается хорошій захватъ добычи¹). Вотъ эта-то драматическая, изобразительная сторона танца и ставитъ его на одну линію съ тми чарами, какія мы разсматривали выше. Вдь совершенно такъ же, желая обезпечить урожай, представляютъ, что хозяина не видно за горой хлба. Желая ослпить врага, прокалываютъ глаза жаб. Уже Ревиль замтилъ это сходство танцевъ дикихъ съ простыми чарами. Онъ называетъ ихъ квази-теургическимъ средствомъ и говоритъ, что они держатся на той наивной иде, матери всхъ суеврій и колдовства, что, изображая желанное явленіе, какъ будто бы заставляютъ судьбу слдовать тмъ же самымъ путемъ²). Опишемъ теперь нсколько такихъ магическихъ танцевъ. Nootkas имютъ „танецъ тюленей“, который исполняется предъ отправленіемъ на охоту за этими животными. Участники танца входятъ голыми въ море, несмотря на жестокій холодъ; потомъ выходятъ изъ него, волочась по песку на локтяхъ, производя жалобный крикъ, подражая до иллюзіи похоже тюленямъ. Они проникаютъ въ хижины, все въ томъ же положеніи, оползаютъ вокругъ очага, посл чего вскакиваютъ на ноги и танцуютъ, какъ бшеные.

290

Этотъ танецъ изображаетъ прибытіе тюленей, которыхъ надются получить и маслянистое мясо которыхъ будутъ сть¹).

У Mandans каждый членъ племени долженъ имть въ своей хижин высушенную пустую голову бизона, но всегда съ сохранившейся на ней кожей и рогами, для того, чтобы надвать ее и, замаскированнымъ такимъ образомъ, принимать участіе въ „танц бизоновъ“, который исполняется всякій разъ, какъ стада дикихъ бизоновъ уйдутъ такъ далеко, что не знаютъ уже, гд ихъ встртить. Въ это время старики поютъ гимны Маниту, чтобы онъ вернулъ бизоновъ²). Особенно краснорчива пантомима у другого племени — Minnatarees. Шесть человкъ играютъ роль животныхъ, великолпно имитируя ихъ мычаніе. Позади ихъ одинъ человкъ длаетъ видъ, будто бы гонитъ ихъ передъ собой, и, по временамъ, приложивши руки къ лицу, поетъ „нчто въ род молитвы“, выражающей пожеланіе успха въ охот³).

Такъ же Sioux, прежде чмъ отправиться на охоту за медвдями, исполняютъ „танецъ медвдей“, точно воспроизводя движенія медвдя: идетъ ли онъ на заднихъ ногахъ, двигается ли на четырехъ лапахъ, выпрямляется ли, чтобы лучше видть. Остальные члены племени обращаются въ это время съ псней къ Маниту, прося его милости⁴).

Существуютъ подобные же военные танцы, гд изображаются преслдованіе врага, засады, схватки, скальпированіе и т. д.⁵).

На чемъ основывается вра въ силу такихъ танцевъ? Ревиль высказываетъ два мннія, противоположныхъ другъ другу. Одно я уже приводилъ. Оно ставитъ мимическія церемоніи на одну линію съ обыкновенными изобразительными чарами. Но авторъ высказываетъ его только мимоходомъ и, не обращая на него должнаго вниманія, даетъ другое толкованіе, боле подходящее къ задач

291

описанія религій дикихъ. Онъ ставитъ мимическіе танцы въ связь съ понятіемъ дикихъ о божеств. Дикіе часто представляютъ себ боговъ въ вид животныхъ. И вотъ, будто бы, для того, чтобы угодить богамъ, они подражаютъ животнымъ въ движеніяхъ, крикахъ, манерахъ¹). Мн кажется, что истина на сторон перваго мннія изслдователя. Въ мимическихъ танцахъ центръ тяжести лежитъ не въ томъ, чтобы уподобиться животному (или еще кому-либо), а въ изображеніи того, исполненіе чего желательно со стороны изображаемыхъ существъ. Суть дла не въ томъ, что краснокожій реветъ бизономъ, а въ томъ, что этого ревущаго бизона охотникъ гонитъ къ селу. Сила военныхъ танцевъ не въ томъ, что при нихъ изображаютъ убіеніе и скальпированіе, а въ томъ, что именно надъ врагомъ все это продлывается. Это чистйшіе магическіе пріемы, употребляющіеся знахарями и колдунами. Разница лишь въ числ исполнителей. Если при этомъ и поютъ „что-то въ род молитвы“, то вдь и знахарь сопровождаетъ свой обрядъ, на его взглядъ, „молитвой“, — „чмъ-то въ род молитвы“ — на нашъ. Псни дикихъ, наврно, приросли къ мимическому танцу такъ же, какъ заговоръ къ бряду. Анализъ, подобный произведенному надъ заговорами, наврное, обнаружилъ бы аналогичный процессъ и въ псняхъ-заклинаніяхъ дикихъ. Если эти псни дйствительно похожи на гимны, за каковые ихъ принимаютъ европейскіе наблюдатели, то мы, очевидно, присутствуемъ здсь при интереснйшемъ процесс перехода заклинанія въ молитву и обрядовыхъ-чаръ въ культъ, вообще всего чарованія въ религіозное представленіе, своего рода мистерію, подходимъ къ тмъ, изъ которыхъ развился греческій театръ. Къ сожалнію, я сейчасъ не располагаю въ достаточномъ количеств матеріаломъ, необходимымъ для такого изслдованія. Да и вообще собрано очень мало такого матеріала по независящимъ отъ изслдователей причинамъ. Ревиль говоритъ, что въ большинств случаевъ слова, какими пользуются при подобныхъ церемоніяхъ, непонятны и принадлежатъ къ древнему, забытому языку²).

Гроссе

292

также замчаетъ, что большая часть заклинательныхъ псенъ, поющихся при лченіи болзней, для насъ, a вроятно и для непосвященныхъ туземцевъ, совершенно непонятна¹). Однако есть нкоторыя основанія думать, что псни представляли, первоначально по крайней мр, именно поясненіе совершающейся церемоніи. Извстенъ, напр., эротическій танецъ, описанный въ Поэтик Веселовскаго и въ цитированной книг Аничкова. — Псня, сопровождающая его, состоитъ только изъ двухъ строкъ, поясняющихъ смыслъ тыканія палками въ обсаженную кустами яму, вокругъ которой совершается танецъ. Совершенно такъ же знахарь поясняетъ, что онъ не тло грызетъ, а грыжу загрызаетъ, не бумагу прокалываетъ, а глазъ врага.

Вотъ еще мимическая пляска съ псней у ново-гвинейскихъ дикарей. „Когда приблизительно въ ноябр мсяц, подходитъ періодъ дождей, и выжженная палящимъ солнцемъ растительность снова оживаетъ, когда море тихо и прозрачно, когда слышатся первые раскаты грома, предвстника животворящей влаги, дикарь надваетъ юбку изъ листьевъ, свой праздничный и плясовой костюмъ, покрывается ужасной огромной шапкой, изображающей голову рыбы, придлываетъ себ рыбій хвостъ и, раньше, чмъ приступить къ настоящей рыбной ловл, мимически изображаетъ ее въ пляск. Слова его псни не замысловаты. Онъ поетъ:

„Я вижу свое изображеніе въ прозрачномъ горномъ ручь.

„Наржьте мн листья для моей плясовой юбки.

„Прощай мертвая листва кокосовой пальмы. Да вотъ и молнія.

„Рыба приближается, время намъ строить на встрчу ей запруды“²).

Въ виду бдности матеріала на этотъ счетъ, имющагося у меня подъ руками, я позволю себ воспользоваться здсь свидтельствомъ одной газетной статьи. Я уже упоминалъ

293

о магическомъ танц-заклинаніи дождя у дикихъ (стр. 286). Танецъ совершается вокругъ сосуда съ водой. Не знаю, бываетъ ли при этомъ пніе. Врядь ли танцуютъ молча. И уже музыка, конечно, есть, такъ какъ, по словамъ Гроссе, изучавшаго танцы дикихъ, первобытные племена не знаютъ танцевъ безъ музыки¹). Но вотъ танецъ-чары на дождь у тараумаровъ. Танцовать на ихъ язык — полявоа — буквально значитъ „работать“. Танцуя, они производятъ работу, напр., добываютъ дождь. Чтобы вызвать его, они танцуютъ иногда по дв ночи подрядъ. Мрныя диженія, цлыми часами, зачаровываютъ своею монотонностью. При этомъ бшенное позваниваніе колокольчиками сверху внизъ. Танецъ сопровождается пніемъ. Но, къ сожалнію, приведенныя въ стать псни передланы въ русскіе стихи. Смыслъ ихъ, конечно, переданъ, но для насъ, наврно, не безполезно было бы знать и подлинную форму псни.

Одна псня такова:

Изъ края въ край — рутубури.Скрестивши руки. Много. Вс.Изъ края въ край — рутубури.Скрестивши руки. Много. Вс 2 ).

Какъ упоминавшаяся выше эротическая псня, такъ и эта состоитъ только изъ двухъ строкъ. Тамъ смыслъ ихъ сводился къ поясненію обряда, совершаемаго танцорами. Здсь даже и этого нтъ. Здсь не поясняется, а лишь только описывается то, что длается. Слова, очевидно, играютъ роль незначительную. Они только даютъ опору мелодіи, ритму, которымъ идетъ танецъ-работа. Вспомнимъ, каково значеніе словъ вообще въ рабочихъ псняхъ (B"ucher). Припомнимъ указаніе на мрную монотонность движеній и позваниваніе колокольчиками сверху внизъ. Мн кажется, что это попытка изобразить въ танц падающій дождь. Предъ нами опять родъ мимическаго танца-заклинанія. Очевидно, что и здсь такъ же, какъ и въ заговорахъ, на первыхъ ступеняхъ роль слова очень незначительна, и не въ немъ усматривается сила, а въ самомъ

294

обряд. Эротическая псня по своему характеру вполн соотвтствуетъ первичнымъ пояснительнымъ заговорнымъ формуламъ. Въ псн же тараумаровъ и вовсе не приходится говорить о магической сил слова; въ этомъ отношеніи оно здсь опускается еще ступенью ниже. Живучесть самаго обряда (мимическаго танца), объясняющаяся массовымъ его исполненіемъ, не даетъ возможности слову развить за его счетъ свой магическій авторитетъ. Въ связи съ этимъ стоитъ и слабость эпическаго элемента, который, какъ мы видли, въ заговорахъ развивался именно за счетъ отмирающаго обряда. Вмсто эпическаго мы видимъ, хотя бы въ той же ново-гвинейской псн, лирическое развитіе. Однако и въ ней центръ-то тяжести надо видть не въ лирическихъ мстахъ, а въ словахъ „рыба приближается“, которые, безспорно, первоначально не относились къ приближенію дйствительной рыбы, а только къ людямъ, наряженнымъ рыбами, изображавшимъ ея прибытіе, какъ краснокожіе изображали прибытіе тюленей. До сихъ поръ, какъ мы видимъ, въ псняхъ нтъ ни малйшаго намека на молитву. И если справедливо свидтельство Ревиля, что краснокожіе во время исполненія бизоньяго танца поютъ „что-то въ род молитвы“, то такой характеръ псни надо признать еще боле позднйшимъ развитіемъ ея, чмъ та ступень, на которой стоитъ ново-гвинейская псня. Подобіе молитвы могло получиться изъ взаимодйствія отмченнаго въ псн лирическаго элемента и развивающагося въ сознаніи племени представленія о божеств. Но въ приведенныхъ выше псняхъ этого не видно. Сравнивать подобныя псни можно пока лишь съ заговорами, а не съ молитвой. Действительно, разница между массовыми чарами дикихъ и чарами хотя бы русскихъ знахарей только въ томъ, что въ первыхъ слово входитъ въ боле сложный комплексъ дйствующихъ магическихъ факторовъ. Слово соединено въ нихъ не только съ дйствіемъ, а и съ ритмомъ, проявляющимся въ пніи, музык и танц, и исполненіе принадлежитъ не одному лицу, а масс. Между массовыми чарами и чарами единоличными кровное родство. Это будетъ ясно, если мы вспомнимъ все, что уже приходилось говорить о чарахъ на дождь. Въ Украйн это простые заговоры-присказки. Въ