Загряжский субъект
Шрифт:
Княжна Ия Чантурия свалилась, как снег на голову. Ах, эта княжна! Иван влюбился, втюрился с первого взгляда. Пятикурсница Ия Чантурия была известна своей экстравагантностью, причудами необъяснимыми. Высокая, тонко схваченная в талии черным шелком, в черной шляпке с вуалью княжна гордо носила маленькую головку с изящно-презрительным выражением верблюдицы. Длинные гибкие губы выразительно говорили каждому: «Я такая, вся такая, единственная». И смотрела в упор огромными выпуклыми глазами, наивными до глупости. Она могла шокировать преподавателей на экзамене
– Извините, у меня месячные, я не могу отвечать.
Однажды Ия пришла на лекции в мужском национальном костюме – в черкеске с газырями, в наборном ремешке вокруг осиной талии и кинжалом у пояса. В ответ на удивленные улыбки сокурсниц княжна так сверкнула выпученными глазами, что кто-то ойкнул:
– Зарежет, ей-богу, зарежет!
Ия могла беспричинно расхохотаться в тиши аудитории или зарыдать и выскочить вон, хлопнув дверью. Все у нее было беспричинно и непредсказуемо. И экзотично. Подруги спрашивали:
– Ия, а как ты стала княжной?
Царственным жестом она вынимала из выреза платья круглый полуистертый медяк с замысловатым вензелем:
– Это родовой знак XII века мегрельских князей Чантурия.
Жеребцова же Ия сразила не менее экстравагантно. Он неловко столкнулся с ней в дверях библиотеки и, извинившись, оробел под пристальным взглядом красавицы. Длинные губы изогнулись в улыбке:
– Юноша, мы, кажется, знакомы? На прошлой сессии я одолжила вам тысячу…
Иван немного опешил, виновато развел руками:
– Не помню… Кажется, вы ошиблись…
Ия ласково погрозила пальцем и по-свойски ладошкой прикрыла ему рот.
– Ладно, шалун, прощаю, отдашь в следующий раз. Вы с машиной? Отвезите меня домой.
Иван потерял покой. Каждый день, как милостыню, ждал ее у машины, подвозил домой, получая в награду высокомерный поцелуй в щеку:
– До завтра, мой Вано…
Вано пытался обнять, удержать ее руку, поговорить, но слышал твердое:
– Нэт.
Его сводила с ума глуповатая улыбка, длинные влажные губы, воркующий с акцентом голос. Он хотел, желал, мучился, но ее маленькая твердая ладошка закрывала рот:
– Нельзя пока…
Потом Ия куда-то пропала надолго. Иван узнал от знакомых, что она уехала в Грузию хоронить отца. Иван неприкаянно прожигал время на вечеринках в общежитии, много пил и молчал. Все знали о его безответной любви, в утешение наливали полный стакан:
– Плюнь, Вань, не унижайся!
Неприятности начались и дома. Мать знала или догадывалась о его беспутстве, не давала, как прежде, денег, упрекала:
– Я себе не позволяю столько тратить! Не дай бог, еще отец узнает.
Иван назанимал уйму денег и боялся намекнуть об этом матери. На сессии он нахватал «хвостов», грозило отчисление. Куда ни кинь – везде клин.
Сокурсница Ивана, Эвелина Изварина из Загряжска, давно приглядывалась к Жеребцову, она тусовалась в одной с ним компании и, кажется, умнее всех поняла его. Она позвала как-то Ивана за столик в студенческом буфете и спросила прямо:
– Как дальше жить будешь?
Иван безразлично кивнул:
– Знаю.
– Припудрила мозги княжна, ты и размяк. Эх ты, казак! Она княжна, как я графиня Загряжская. У нее головка – бо-бо, не понял? Она завтра себе вены вскроет или тебе кишки выпустит. Но сначала подоит такого добренького. Где цепь златая? Преподнес?
– Не твое дело. Хватит о ней!
– Нет, Ванечка! Ты в глубокой яме, в «хвостах» и в долгах. И к тому же слюни распустил. Я тебе, Ванечка, помочь хочу, не брыкайся. Сегодня идем сдавать экзамен, и я уже договорилась.
Эвелина, Ева, замечательно рыжая, породистая девица с желтыми навыкате глазами – не красавица, но миленькая, по определению Ивана, взяла Жеребцова в оборот. Она была хитра, умна, очень практична и каким-то верхним цепким чутьем угадывала выход в пиковых ситуациях. Как быка на веревочке, водила она Ивана по аудиториям, легко и по-свойски договаривалась с преподавателями, ненавязчиво всучивая им сувениры, – и студент воспрянул духом. Сдавал зачеты и экзамены почти на бегу, в пожарном порядке.
Ева разобралась и с долгами. Она разыскала маму Ивана, мадам Жеребцову, несколько раз встречалась с ней и долго, откровенно рассказывала о жизни ее сынка в студенческом общежитии. Ева обставила все самым благородным образом: Ваня – умный и добрый парень, искренний и открытый. Он совершенно неприспособлен к самостоятельной жизни, ему нужно покровительство, опека, надежный друг. Иван, конечно, наделал много глупостей, но, к счастью, ничего крайнего и дурного. Нужно уладить с долгами, чтобы парень не запутался еще больше, и под присмотром друзей и родителей из Вани выйдет прекрасный семьянин и толковый работник.
Мадам Жеребцова прониклась к девушке полным доверием, даже всплакнула от благодарности. И, разумеется, просила быть тем самым другом для Вани, а может – дай бог, дай бог! – и больше, чем другом… Ева попросила сохранить в тайне их встречи и разговоры.
С Иваном Ева разобралась еще проще. Они отметили успешное окончание сессии вдвоем в общежитии. Ева предусмотрительно попросила подруг уступить комнату на ночь. Пили шампанское, тихо болтали, допоздна смотрели телевизор, легли спать.
Через несколько дней Иван перевез Еву к своим. А потом родители заботливо подарили молодым хорошую квартиру в центре города.
Иван Жеребцов счастливо и надолго успокоился.
4
В Краснодаре, прямо на вокзале Зинаида получила щелчок по носу. Лохматый цыганчонок чертиком скакнул от нее в сторону и нахально гыгыкал:
– Гы-ы… Ось, бачишь, тетка, яка у меня цацка?
Цыганча повертел куклой перед Зинкиным носом.
– Гы-ы, дывись, яка гарна!
Зинка выхватила куклу и треснула цыганчонка по голове.
– Ах ты, гаденыш! Спер мою Дусю!
– Ага, – честно признался хлопчик, – а ты очи раззявила. Зачини сумку, бо не дойде Дуся до дому.