Закаленные бурей 1
Шрифт:
– Что парни, давайте докажем ему, что наука – это сила.
А чтобы отец Фома точно взялся за тряпку, я написал на доске слова из народной песни:
У попа была собака – он её любил,
Она съела кусок мяса – он её убил,
На пригорке закопал, надпись написал!
Что! У попа была собака – он её любил…
Отец Фома, разгорячённый винцом, с ходу разразился тирадой о благости его предмета. В ответ раздались реплики.
– Батюшка, Иисус Христос учил своих учеников жить по-новому. Вот мы и учимся развивать науку.
– Он
– Не могу, ваше преосвященство, стереть такой шедевр с лица доски.
– Ну, Семёнов, ну, берегись у меня, доиграешься до карцера!
Отец Фома взял тряпку, раздался хлопок и священник подпрыгнул на месте, громко причитая: «Свят, свят!»
Директор, прибыв на место преступления, оценил ситуацию.
– Что такое? Провода, физика! Семенов, что это такое?
– Это проверка закона Ома на практике.
– Так-с, все кружковцы – четыре часа карцера. Нашлись мне тут экспериментаторы-практики.
Следующим испытанием для отца Фомы стал прообраз маятника Фуко. Прикреплённый к верёвке и установленный на прибитом к стене портрете какого-то деятеля от образования, теннисный мячик ждал своего часа. Деревянный, а тем более железный, коим является маятник, решили не использовать. Стопорную бечёвку положили на стол проповедника. Естественно, отец Фома, наорав на безбожников, коими мы, по его мнению, являлись, смахнул конец верёвки со стола, сдёрнув стопор и отправив шарик в полёт. Пролетев полкабинета, шарик чпокнул отца Фому точнёхонько по затылку. От такого подвоха проповедник стукнулся лбом о свой стол, после чего заорал благим матом.
– Ё-ё-ё! Мать вашу, ироды окаянные. Что это такое, кто это придумал?
– Отец Фома, это придумал французский учёный Фуко, а сей маятник висит в парижском пантеоне с разрешения самого Папы римского.
– И что его так запускают?
– Для чистоты эксперимента верёвку пережгли при первом пуске.
– Семёнов, убью!
– Грешно так мыслить, батюшка!
Служитель веры схватил указку и ринулся ко мне, размахивая ей. Я вскочил с места и уклонился от первого маха, отчего указка заехала по голове сидящего передо мной Лежибокова. Я отступал и палкой досталось ржущему, словно лошадь, Беляшу.
Зажатый между рядами к задней стенке класса, я шагнул навстречу замахивающемуся попу и, ухватив его за кисть, второй рукой прихватил тому локоть и крутанул руку. Отец Фома отбил ещё один земной поклон, встретившись своим лбом с партой Джека, а я выскочил из угла. Матерясь на великом и могучем, отец Фома ринулся ко мне, а я схватил стоящую в углу швабру и занял фехтовальную позицию. В классе стоял хохот и крик.
Проходящие мимо класса директор и Горняков с удивлением уставились друг на друга.
– Что там у отца Фомы за
Открыв дверь, преподаватели увидели стоящего к двери спиной разъярённого и матерящегося батюшку, скрестившего с моей шваброй свою указку, при этом активно нападающего на меня.
– Отец Фома, Семёнов! Что здесь происходит?
– Батюшка представил себя ДАртаньяном и напал на гвардейца кардинала Семёнова!
– Отец Фома, прекратите, Семёнов, в карцер живо!
Толи батюшка не услышал, толи не узнал говорящего, но он развернулся к двери и с размаху треснул палкой по башке идущего разнять драчунов директора, конкретно вырубив того.
В итоге я сидел в карцере до вечера, директор, Лежибоков и Беляш щеголяли перевязанными головами, у батюшки был здоровенный шишак на лбу, а вся гимназия потешалась над рассказами об этих событиях.
На следующем уроке я сидел спокойно, а батюшка, только глянув на меня, морщился словно от зубной боли и трогал свой лоб.
«Кто будет отвечать?» – спросил отец Фома, приложившись к заветной фляге.
– Разрешите, я!
– Не кричи, голова итак раскалывается, кто я?
– Гимназист Семёнов.
– Изыди, Семёнов, видеть тебя не могу.
– Слушаюсь.
– Отвечай уж, учёный. А что, это правда, что сам Папа римский разрешил Фуко этот маятник в людей запускать?
– Так точно, сему есть документальные свидетельства, что ради науки можно маятник запускать.
– О, Господи…
Следующей боевой операцией против батюшки была очередная научная пакость. Дни были солнечные и тёплые, так что перед Пасхой на окно мы установили линзу, сфокусировали её на самый верх доски и насыпали туда горку и дорожку красного со спичек и белого из аптеки фосфора. Репетиция прошла успешно, осталось подгадать, чтобы на уроке с отцом Фомой было солнечно.
Как обычно был спор о науке и религии, который вели и другие ученики класса, когда Фома проговорил.
– И вспыхнет пламя, и очистит от ереси Землю!
Луч солнца через линзу грел фосфор, грел, да и нагрел. Именно после этих слов пламя и вспыхнуло. Ребята из класса закричали, показывая на доску.
– Батюшка, на доске пламя горит от ваших слов.
– Что такое?
– Отец Фома, пламя вспыхнуло, ересь палит!
Батюшка оглянулся и проговорил.
– Вот оно как, что Слово делает!
– Батюшка, вы аки святой, своими речами тьму разгоняете.
Отец Фома, видать, настолько обомлел от увиденного, что застыл, раскрыв рот, смотря на угасающий огонёк. Когда огонь потух, он с благоговением проговорил: «Чудны дела твои, Господи!»
В преподавательской отец Фома раз двадцать рассказал о пламени, вызванное его словами. Причём, если вначале это был маленький огонёк, то к двадцатому повтору весь класс пылал в очистительном огне. Ко мне подошёл Горняков.
– Лёша, что там с попом нашим произошло, неужели огонь снизошёл от его слов?