Закат над Квантуном
Шрифт:
Второй Новый год на Квантуне Антон Федорович снова провел у своего друга, помощника управляющего Морским пароходством К.В.ж.д. лейтенанта флота Унгебауэра. Не в пример прошлогоднего празднества выпили мало, съели еще меньше, веселились осторожно. Будто бы даже и неприлично радоваться, когда в воздухе пахнет войной.
6 января – крещенский базар и маскарад. Базар – очередное выкачивание денег. Мало им, бессовестным, четырех рублей? Маскарад и вовсе пустое, ребячество. Разумеется, никуда он не пойдет. Снова, считай, выбросил деньги на ветер.
Горский
Вечером, вернувшись к себе домой на Часовенную, Горский первым делом принял горячую ванну. Слуга Ким растворил в кипятке лавандовую соль, отчего мыться было одно удовольствие. С бодрым настроением и зверским аппетитом приступил титулярный советник к ужину, как вдруг заметил одиноко лежавший на подоконнике листок. Прочитав его, Антон Федорович криво усмехнулся. В художественной телеграммке, датированной 22 декабря 1903 года, содержался призыв к добровольной подписке для проведения детской рождественской елки 25 декабря.
Стало быть, совсем мало денег собрали, раз накануне Рождества к нему в камеру приходил тот самый пучеглазый сборщик благотворительности.
Пожурив слугу за то, что вовремя не показал сей листок, судебный следователь велел впредь всю получаемую на его имя корреспонденцию передавать ему тотчас и сразу.
Утром следующего дня не успел Горский войти в присутствие, как к нему тотчас подошел Алексей Владимирович. Надворный советник выглядел несколько сконфуженным.
– Что-то серьезное? – понял Антон Федорович.
– Как знать… – не решался начать мировой судья. – Давеча ужинал с Тиммом. Так совпало. Ну и решил у него узнать, так сказать, из чистого любопытства: сколько он-де сдал на грядущий крещенский базар. И знаешь, что он ответил?
– Что же?
– Что он не понимает, о чем речь, ибо самый базар и последующий маскарад не предполагают предварительных подписок…
– Вот как!.. Стало быть, мы с вами… обмишурились?..
– Получается, что так… – растерянно пробормотал Алексей Владимирович.
– Экий подлец!..
– Ты уж его найди, пожалуйста, этого мерзавца пучеглазого…
Разочарованию судебного следователя не было предела. Так легко повестись на дудку молодого проходимца! Интересно, скольких еще господ он таким образом обобрал?
Далее разочарование сменилось на лютый гнев. Горскому захотелось растерзать предприимчивого «благотворителя», самолично набив оному морду. Да как он посмел??
Немного остыв, титулярный советник первым делом принялся составлять словесный портрет мошенника. Сделать это оказалось
Помимо тонких крашеных усов и глаз навыкате, ушлый юнец выглядел так: субтильного телосложения, росту 2 аршина и 8,5 вершков, волос темно-русый, ровный пробор на правую сторону, нос прямой, подбородок чуть раздвоенный, уши прижатые. Одет в утепленное пальто с бежевым башлыком, без головного убора (что для января рискованно). При себе имел черной кожи портфель, на руках черные же перчатки. Не густо…
Сим словесным портретом Горский снабдил полицейских надзирателей, велев им во что бы то ни стало отыскать мошенника. При этом ему не требовалось беспокоить господина полицмейстера, потому как отношения с «частными приставами» у Антона Федоровича сложились отменные. Особенно после того, как вместо уволившегося Куроедова надзирателем Административного городка стал расторопный и внимательный Дминский.
Отпустив последнего полицейского надзирателя, судебный следователь задумался над тем, как вычислить подлого благотворителя (простите за оксюморон). Оказалось, что об этом же размышлял и мировой судья. Надворный советник заглянул к своему подчиненному со стаканом чая.
– Думаешь, полиция его найдет? – скептически спросил судья, усаживаясь напротив.
– Не знаю, Алексей Владимирович… Зацепок мало.
– Ну, ты ведь и не такие дела распутывал, справишься и с этим! Надо только начать анализировать.
– Что ж, давайте попробуем, – приободрился Горский. – Вас ничего не удивило в его внешности?
– Пучеглазый малость…
– Таких хватает, это не так уж и примечательно. А ещё?
– Лощёный весь, точно жених на свадьбе.
– Таких еще больше! Ну же, Алексей Владимирович!
– Сдаюсь.
– Вспомните, какой прибор был у него на фуражке.
– Гм… Не помню.
– А знаете почему? Потому что он был без фуражки!
– А и вправду. Но что же в этом удивительно? Забыл, стало быть.
– Странно как-то, не находите: в январе без головного убора?
– И всё-таки он мог ее забыть. Ты и сам порой забываешь, хе-хе.
– Мог, но только не три раза кряду! Ведь все три раза, что он был у нас, на нем не было фуражки!
– А почему ты решил, что это должна быть непременно фуражка?
– Наши чиновники не любители в мерлушке ходить. Лучше в башлык закутаются, но в фуражке останутся.
– Верно, у него как раз башлык был…
– Казенный такой, верблюжьего цвета, припоминаете?
– Да… Но почему же он тогда был без фуражки?
– Очень просто: по цвету тульи, околыша, выпушки и по значку арматуры легко определить ведомство, в котором он служит.
– Вот оно что… Значит, этот прохвост чиновник?
– Определенно. Причем самых низших должностей, раз взялся за такую аферу.
– Но как же мы до него доберемся: в Дальнем сотни чиновников!
– Я полагаю, столь отчаянно-дерзкую авантюру мог затеять только приезжий. Однако непременно квантунец, потому как он знал наверное, какие балы планируются.