Закат в крови(Роман)

Степанов Георгий Владимирович

— Сергей Леонидович, хоть немного берегите себя, — перевел разговор Филимонов. — Стоит ли вам всюду быть впереди? Вы как военачальник для армии представляете исключительную ценность. У бойцов пользуетесь громадным авторитетом…

Марков с обычным для него добродушием выслушал атамана.

— Если я пользуюсь авторитетом и доверием армии, то лишь потому, что живу жизнью солдата и разделяю все опасности подчиненных.

— А вы, ваше превосходительство, монархист или республиканец? — поинтересовался Щербина.

Марков глубоко затянулся дымом папиросы.

— Еще в Быховской тюрьме

я никак не мог решить, что лучше — монархия или республика? До революции я, честно говоря, был страшно далек от политик и партий. Но в Быхове наконец передо мной стал вопрос: за что же именно сражаться? Я не был против монархии, однако, увидев, насколько она обанкротилась, пришел к выводу: если ее восстановить, то все равно она не удержится! Тут же начнутся новые курбеты. Я сказал об этом Корнилову. Он выслушал меня и объявил: «Я республиканец, и если в стране у нас будет монархия, то мне в России делать нечего!» — Марков улыбнулся и с присущей ему экспансивностью добавил: — А вот генералы Алексеев и Лукомский, свергнув Николая Второго, вдруг стали монархистами. И Алексеев никак не может простить себе той настойчивости, с какой он добивался от командующих фронтами ультиматума об отречении от престола последнего из Романовых. Теперь он говорит, что со свержением царя надо было повременить.

Щербина рассмеялся, а осторожный Филимонов, хмурясь, сказал:

— Ваше превосходительство, по политическим убеждениям и взглядам мы, кубанцы, — единомышленники вам. Республиканский строй нам по духу…

* * *

Председатель штаба обороны Иванов — угрюмый тощий человек, шевеля длинными прокуренными пальцами, разбирал бумаги и глухо говорил:

— В Кавказском отделе казаки подняли сполох. Не понимаю, чем вызвано среди них недовольство?

— Оттуда поступило немало жалоб на председателя отдельского ревкома и председателя военно-революционного трибунала Никитенко, — сказала Глаша.

Серое лицо Иванова передернулось, глаза потемнели. Он торопливо набил желтым волокнистым табаком трубку, раскурил ее и окутался дымом.

— Я предлагаю товарищу Рубину как члену штаба выехать и там, на месте, во всем разобраться. И если восстание началось, то немедленно ликвидировать его. Я уже приказал начальнику гарнизона выделить и погрузить на железнодорожные платформы три бронеавтомобиля.

Состав из одного классного вагона и трех открытых платформ шел почти без остановок. На всех станциях, больших и малых, на запасных путях и в тупиках стояли красноармейские эшелоны. Стволы орудий в брезентовых чехлах и без них были направлены в сторону казачьих станиц.

Красноармейцы, матросы праздно сидели на платформах у орудий, расхаживали и толпились на станционных перронах. У большей части из них шинели были нараспашку, без поясов. Немало бойцов валялось в пристанционных палисадниках под кустами сирени на траве. Одни спали, другие сидели и шлепали картами, играя в очко или подкидного дурака. На некоторых станциях шло буйное веселье с распитием самогона из четвертных бутылей, с пляской под гармошку, лихим посвистом и даже пальбой из винтовок.

От котлов походных кухонь вздымался клубами пар, пахнущий или бараниной, или свининой.

Глядя

на гульбу и пиршество, курчавый, рыжеватый Рубин спрашивал:

— Эта праздничная жизнь и вольница у богатых кубанских станиц не разложит ли вконец буйствующие ватаги? На что надеется Автономов? Почему не отправляет эшелоны в дело на Ростовский фронт, в бои с немцами под Батайском?

Глаша молчала. Конечно, эта вольница ничего доброго не сулила. Из станичных Советов то и дело поступали жалобы в областной ревком и в штаб обороны на самоуправство начальников и командиров отдельных отрядов, которые, предъявляя требования на самые фантастические, неимоверные контрибуции, незаконно обстреливают станицы из пушек, производят незаконные аресты членов Советов и казаков… Ревком и штаб обороны отдавали приказы самого категорического характера, запрещающие без их ведома производить какие-либо изъятия имущества из станиц, но многие отряды не признавали никаких указаний сверху.

* * *

В ясный теплый полдень поезд прибыл на станцию Кавказскую.

Не мешкая ни часу, спустили бронеавтомобили с платформ. В одном из них Глаша и Рубин покатили через станицу к одноэтажному зданию бывшего станичного правления, на крыше которого развевался по ветру красный флаг.

На каменных ступеньках высокого крыльца сидели и курили красноармейцы из голубевского карательного отряда.

Скуластый, с квадратной рябой физиономией, Голубь был у себя в кабинете, и, как только Рубин и Глаша представились, он начал жаловаться на казаков Кавказского отдела, на их нежелание безоговорочно подчиняться.

— А теперича все мужское население ушло на хутор Романовский, — говорил он. — Там чистое гнездо офицерья и урядников. Надо без промедлениев разнести и спалить орудийным огнем это контрреволюционное кубло. Я ж давно занес хутор Романовский на черную доску. Видали, у входа в ревком стоит доска?

Рубин кивнул головой.

— А разве в этом хуторе нет иногородних и солдат-фронтовиков? — спросила Глаша.

— Все они там пропитались подлым духом реакции, — отрезал Голубь и закурил.

— А что делал ваш карательный отряд в отдельных станицах? — задал вопрос Рубин.

— Проводил реквизицию лошадей и. также денег.

— Сколько же вам потребовалось лошадей?

— Пятьсот.

— Для чего так много?

— А шоб все солдаты моего отряда имели по две лошади. Оно внушительней и оперативней буде.

— Почему вы не согласовали вопроса о реквизиции с Кубано-Черноморским центральным исполнительным комитетом? Или хотя бы с ревкомом?

Глаша вытащила из полевой сумки блокнот и принялась записывать ответы Голубя.

— А чего согласовывать? — Голубь пустил клуб дыма в лицо Глаше. — Мы, чай, сами с усами. Наш Кавказский ревком был пораньше вашего, Катеринодарского, организован.

— Много ли казаков собралось на хуторе Романовском? — перебил Рубин.

— Кабы мало, мы бы не стали обращаться за подмогой к вам. Примерно тысяч восемь, семь. Все взялись за оружие.

— Поедем туда! — вдруг решил Рубин.

— Не советую. Хутор со всех сторон оцеплен казаками. Они вас захватят и сказнят. И чего ехать, чего с ними балакать?