Закат в крови(Роман)
Шрифт:
Глаша обстоятельно рассказала, с чем столкнулась в цирке.
— Шнейдер, Как мне говорили, почти ежедневно демонстрирует то там, то здесь «широту» своей натуры, — заключила она. — Да и мне не только его цирковые похождения приходилось наблюдать.
— Я об этом слышу впервые. — Автономов хотел было закончить разговор, но Полуян пригласил его присесть к столу.
— Может, вы не знаете, что он производит изъятие ценностей у горожан? — допытывалась Глаша.
— Он в этом отчитывается передо мной, —
— И сколько же денег он взял у городской буржуазии? — поинтересовался Полуян.
— Сто тысяч.
— Неверно. Я была в Зимнем театре, когда Шнейдер обложил купцов на миллион, — заявила Глаша.
— Об этом миллионе я ничего не знаю.
В кабинете все разом возмущенно зашумели.
Полуян, уже не впервые слышавший об этом Шнейдере и его дружках, твердо сказал:
— Предложим ЧК проверить все, и, если факты подтвердятся, надо арестовать Шнейдера.
Автономов вскочил с места:
— Зачем торопиться с арестом? Я сам приму меры.
Полуян, однако, поднял трубку телефона:
— Соедините меня с председателем ЧК!
Глава шестнадцатая
Уныние, вызванное провалом совещания в станице Манычской, стало затихать после получения известия о скором прибытии отряда полковника Дроздовского. В разговорах штабных офицеров отряд именовался не иначе как «дивизия»: шутка ли, почти три тысячи человек! Да и хотелось всем, чтобы в составе Добровольческой армии появились наконец дивизии.
В один из последних майских дней Деникин, Алексеев и Романовский в сопровождении большого казачьего конвоя выехали за станицу Мечетинскую. Туда же в пешем строю направилась офицерская рота Корниловского полка.
Широкая степь зеленела. Солнце, окутанное кучевыми облаками, тускло поблескивало. Так же тускло поблескивали острые железные наконечники казачьих пик, а между ними на длинном древке развевалось двухцветное знамя.
Проехав с версту, кавалькада свернула вправо и остановилась шагах в двадцати от дороги.
Глядя вдаль, на северо-запад, откуда должна была с минуты на минуту появиться долгожданная колонна дроздовцев, генералы и адъютанты то и дело подносили к глазам бинокли.
Из степной дали, где все было светло, зелено, тянуло ветерком. Ивлеву казалось, что ветерок, пахнущий разнотравьем, приносил что-то большое, значительное.
Над вольготной степью низко и плавно парили острокрылые ястребы. Один из них с каким-то вызывающим криком пронесся над головами.
— Идут! — вдруг радостно крикнул Долинский.
— Нет, катят на подводах, — уточнил более зоркий Родичев.
Действительно, далеко-далеко, почти у горизонта, где ярко синела бирюза утреннего неба, двигалось что-то лиловое. Вскоре выросло серое облачко пыли, и в нем затем
Небо от кучевых облаков очистилось, засияло. Коршуны, носившиеся над степью, уплыли ввысь.
Рота офицеров Корниловского полка выстроилась вдоль дороги.
Печатая шаг и неся ружья на плечах, офицеры отряда Дроздовского не спеша приближались. Впереди колонны развевался флаг, под ним шагал стройный узкоплечий полковник.
— Это Жебрак! — узнал кто-то знаменосца. — Храбрейший офицер!
В колонне дроздовцев засверкал серебристыми трубами оркестр и, подойдя к месту встречи, разом грянул «Марш Преображенского полка».
Корниловцы взяли винтовки на караул. Генералы на конях поднесли руки к козырькам.
Подтянутые, вышколенные, одетые в новые офицерские гимнастерки, фуражки и полугалифе, дроздовцы резко отличались от встречавших их корниловцев.
— Наши в сравнении с дроздовцами — дикая орда, — огорченно заметил Романовский. — И стоят с большими недочетами в равнении и выправке.
— Ничего, — отозвался Деникин, — недочеты в одежде искупаются боевыми качествами.
Какой-то длинноногий офицер-дроздовец, отделившись от колонны, отбежал в сторону и прицелился фотоаппаратом в кавалькаду Деникина.
— А у нас и фотоаппарата до сих пор не было, — снова огорчился Романовский. — Так ничто из нашего похода и не было запечатлено!
Дроздовский особняком следовал верхом на высоком донском коне. Ивлев хорошо запомнил, как этот поджарый, худой, немного сутулый, с угловатым лицом и горбатым носом человек в полковничьих погонах, отлично пригнанных к новой гимнастерке, одним легким движением руки в черной лайковой перчатке осадил коня и, как-то строго сверкнув стеклами пенсне, отдал рапорт Деникину:
— Ваше превосходительство, пройдя путь от Ясс до Мечетинской, мой отряд в составе двух с половиной тысяч офицеров, трехсот семидесяти солдат, четырнадцати военных врачей и двенадцати сестер милосердия прибыл в ваше распоряжение.
— Горячо благодарю вас, господин полковник, за великий патриотический подвиг! — Деникин приложил руку к фуражке и картинно склонил голову. — Низко кланяюсь истинным рыцарям русского духа и вам, их благородному военачальнику!
На околице Мечетинской собралась огромная толпа добровольцев и станичников. Впереди стояла Инна с букетом пионов, и едва Дроздовский поравнялся с толпой, как она подбежала и вручила ему букет:
— Это вам от девушек-корниловок!
Оркестр из медных труб дружно бросал в воздух звонкие и торжественные звуки маршей, и кони под всадниками, чуткие к ритму, идя рысью, как бы радостно приплясывали.