Закат в крови(Роман)
Шрифт:
За колонной кавалерии, вошедшей в станицу, пошла пехота, потом потянулись пушки, бронеавтомобили, военные повозки, автомобиль с радиотелеграфом.
Для торжественного обеда был заранее выбран обширный зеленый двор мечетинского священника с прилегающим к нему садом, обнесенным высоким забором.
Под развесистыми ветвями яблонь и груш прямыми рядами стояли столы, накрытые белыми скатертями, взятыми на этот день, как и посуда, у местных казачек.
В мисках, на тарелках и блюдах подавались пироги, куры, гуси, яйца, куски жареной свинины. От этих простых, но умело
Алексеев и Деникин усадили полковника Дроздовского между собой за головным столом, украшенным букетами цветов.
— Мы здесь долгое время были одни, Михаил Гордеевич, — говорил Алексеев, обращаясь к Дроздовскому. — Вы первыми пришли к нам на помощь. Еще раз низко кланяюсь вам, всем офицерам-патриотам! В этот незабываемый день вы влили в нас новые, крепкие силы, новую, горячую кровь! Сердечное спасибо вам!
Алексеев горячо пожал руку Дроздовскому и троекратно расцеловался с ним.
Оркестр заиграл туш.
Долинский, сидевший рядом с Ивлевым, захлопал в ладоши, добавляя к словам генерала свой комментарий:
— По сути дела, Дроздовский спас от развала Добровольческую армию.
Ивлев плеснул себе из четвертной бутыли спирта, разведенного водой. Чокаясь с офицером-дроздовцем, сидевшим напротив, сказал:
— За все время гражданской войны это наше первое пиршество!
— А мы в Молдавии пили! — Офицер лихо подкрутил ус.
— Если бы на каждом русском фронте, — продолжил Алексеева Деникин, — нашлись полковники Дроздовские и хотя бы по две-три тысячи верных офицеров, то мы уже нанесли бы сокрушительный удар по большевикам. Нынешний день открыл новую эру Добровольческой армии, это исторический день. Честь и слава патриотам, желающим видеть Россию великой, неделимой!
Из-за стола поднялся Дроздовский:
— Мой поход по России, охваченной огнем и дымом смуты, многие на Румынском фронте считали авантюрой. Однако мы показали маловерам, как ошибались они! Наш боевой отряд соединился с Добровольческой армией. Это уже победа. Если нас большевики не раздавили, когда мы были разобщены, то теперь, в боевом содружестве, мы непобедимы! — Сознавая себя героем дня, полковник старался говорить нешаблонно, с жаром. — Господа, в феврале семнадцатого года хирургический нож, срезавший династию Романовых, оказался грязным. В стране началось общее заражение крови — гангрена. Оборвалось и рухнуло все, чему я верил, поклонялся, о чем мечтал, для чего жил, — рухнуло почти без остатка…
У Ивлева от спирта шумела голова, но он, как и все, жадно слушал Дроздовского. «Может быть, этот полковник станет Магометом белого движения, принесет с собой идеи, которые всем придутся по душе, поднимут для борьбы новые силы?..» — размышлял он.
— Разнузданные толпы заполонили Россию! — Голос Дроздовского поднялся до высоких нот. — У них один закон: око за око. А я призываю: два ока за око, все зубы за зуб! Я пью за беспощадную месть, за жестокое и поголовное истребление большевистских хамов! — Дроздовский под аплодисменты подогретых спиртным добровольцев поднял граненый стакан с алым как кровь вином.
Ивлев, мгновенно вспомнив Глашу, ее отца,
— А вы берете пленных? — спросил он у офицера-дроздовца.
— Нет!
Ивлев взглянул на Дроздовского уже без всякого энтузиазма и тогда в костистом горбоносом лице полковника увидел что-то явно от коршуна-стервятника, ненасытного мстителя, не способного стать ни знаменем, ни Магометом белого движения.
Через неделю после прибытия отряда Дроздовского в Мечетинскую неожиданно пришло одиннадцать сотен кубанских казаков. Привел их есаул Павлюченко, хитрый и отчаянный казак, обманно воспользовавшись данным ему советскими органами поручением проводить мобилизацию станичников в Красную Армию.
Пополнение позволило Деникину придать своим силам новую организацию. Были сформированы три пехотные дивизии, конная дивизия и конная бригада. Отряд Дроздовского стал называться 3-й пехотной дивизией и перешел в станицу Егорлыкскую.
Выполнил свое обязательство и атаман Краснов. Полученные от донцов десятки тысяч снарядов были уже развезены по полевым артиллерийским складам. В случае успеха нового кубанского похода Добровольческой армии Краснов обещал и дальше помогать ей вооружением и боеприпасами.
Марков, ставший начальником 1-й пехотной дивизии, жил на окраине станицы Мечетинской в одном доме с начальником штаба армии Романовским. Давно зная друг друга, они поддерживали тесные отношения.
Однажды генералы вели разговор о предстоящем походе.
— Что же мы теперь имеем? — спросил Марков.
— Сейчас, Сережа, у нас свыше десяти тысяч штыков и сабель, двадцать четыре орудия, три бронеавтомобиля…
— Не много же! Достаточно ли этих сил, Иван, чтобы идти в новое большое дело?
— Принимаем в расчет то, что на Кубани у большевиков сейчас большие нелады, — говорил Романовский. — Есть достоверные данные нашей агентуры, что у красных меняется командование. Автономов давно уже требовал, чтобы гражданские власти не вмешивались в военные дела и упразднили Чрезвычайный штаб обороны. Кубано-Черноморский ЦИК пожаловался на Автономова в Москву, и там решили снять его с поста главкома.
— А если будет назначен более способный военный начальник, чем Автономов? — выразил опасение Марков.
— Ничего, Сережа, он еще не успеет вступить в обязанности, как мы развернем свои силы.
У станичной кузни стоял автоброневик, на борту его еще белели слова: «СМЕРТЬ КАДЕТАМ И БУРЖУЯМ!» Однойко, орудуя малярной кистью, старательно закрашивал их густой зеленой краской.
Худощавый рябоватый Дюрасов, присев на корточки, работал у заднего колеса гаечным ключом.
— Потрудимся малость, и броневик отлично послужит против своих прежних хозяев!
Два офицера, с чумазыми лицами, по пояс голые, колотили молотками по раскаленному пруту, алым ужом извивавшемуся на звонкой наковальне. Кузнечный мех из темно-коричневой кожи, видавший виды на своем веку, по-старчески, со свистом вздыхал, хрипел, сипел, раздувая уголь.