Заклинатель змей. Башня молчания
Шрифт:
Приехали за ним, как в последний раз, когда Санджар посетил Нишапур, воины-тюрки, но Ораза средь них уже не было...
– Жутко стало жить в Исфахане, - рассказывал тюрк-порученец, передавший Омару повеление Мохамеда прибыть в столицу, - он вместе со старым Оразом гостил в тот раз у поэта и потому знал его.
– В городе кишат исмаилиты. Один слепой выходил к вечеру с палкой на улицу и умолял прохожих: «Да помилует бог того, кто возьмет слепого за руку и доведет до двери его дома».
– И что же?
– Улица была узкой и темной, и дом слепого находился
«Дай бог здоровья больному!»
Вышли какие-то люди. Они, видно, подумали, что она все поняла, и хотели втащить ее в дом. Женщина испугалась и убежала. На перекрестке она рассказала: «У такого-то дома я слышала стон, и его обитатели хотели меня схватить».
Собралась толпа. Вошли силой в дом, обыскали все углы и закоулки, обнаружили ход к сардобе - подземному водоему. И что ты думаешь?..
Омар не раз замечал у людей недалеких: вступая с ним в разговор, они, зная, кто он такой, непременно старались его огорошить: мол, я тоже не прост! Мы с тобой - на равных...
Огорошил и этот:
– Горожане нашли в хранилище для воды человек пятьсот пропавших. Большинство было убито, иных распяли на стене, двое-трое еще умирали. Слух об этом разнесся по городу. Каждый нашел среди жертв знакомого, друга или родственника. Весь Исфахан стонал! Слепого, его жену и помощников сожгли на базаре...
Он победно взглянул на Омара.
– Эта нищенка, - усмехнулся Омар недоверчиво, - шустрая старушенция! Убежать от хашишинов - не всякому это под силу.
– Так говорят, - сказал враждебно сопровождающий.
– Ну, они - наговорят...
– Раз говорят, значит, правда!
– Воин смертельно обиделся на Омара - за то, что он, его выслушав, не упал, потрясенный, с лошади. Вот так и вызываешь у людей к себе неприязнь...
– Что ж, допустим. И эти полтысячи трупов несколько месяцев лежали в сардобе целехонькими, не портясь при знаменитой исфаханской жаре?
– продолжал безжалостный Омар.
– Не отравили воду в колодце? И запах от них не разнесся по всему кварталу? Их по запаху сразу б нашли. Удивительная история...
– Может, ты сам хашишин?
– обозлился сопровождающий.
– А как же, - устало вздохнул Омар.
– Я правнук «шейха горы». Хотя, «говорят», - подчеркнул он дурацкое слово, - он моложе меня. Лет на пять. Но для таких, как ты, это не имеет значения. Верно?..
Поэт, не выносивший насилия во всех его видах, отнюдь не питал к хашишинам пристрастия. И не был склонен ни выгораживать их, ни чернить перед кем-то. Он хотел достоверно знать, что же они собой представляют, разобраться в причинах их злодеяний.
А слухи - это слухи. Математик не может строить на них логический вывод. Вывод же для себя Омар сделать хотел. Что происходит в этой славной, древней стране с богатейшей историей?
«Я здесь
Сколько бы я ни топорщился, не так уж я безразличен к судьбе этой страны. И шумлю, уж если вникнуть поглубже, разве не ради нее? Родина - мать, да, но если мать, по несчастью, забывает о всяких приличиях, разве грех о них напомнить? Боготворить ее слепо - ей же во вред. У дурных матерей - дурные дети.
Если рушится дом, человек, который в нем живет, должен знать, отчего. Чтобы подставить опорный столб под нужную балку. Ведь балка валится не куда-то, а прямо ему на голову...»
До сих пор ему было все недосуг заняться вплотную сектой Хасана Сабаха. Он понимал, что вызов к султану как-то связан с исмаилитами. И ловил по дороге каждое слово о них.
В том же году исмаилиты зарезали сепахсалара Сарзана, - главного начальника тюркских войск, и Сакардже - наместника Дехестана...
И - завертелось!
В Гиляне убит умеренный шиитский проповедник Хади Кия Алави.
В Рее убит учетчик поступлений в казну Абу-Амид.
В Казвине - судья Искандер Суфи. Там же - бывший исмаилит Сарлебари Фармати, порвавший с кровавой сектой.
Убит судья Абдаллах Исфахани...
Не дай бог, скоро весь Иран превратится в колодец, заваленный трупами.
Визирь Сад аль-Мульк Аби рад Омару, как родному. Он, конечно, не суетится, не мечется, - раз приложился плечом к плечу, похлопал по спине и отступил, одобрительно поглядывая и довольно посмеиваясь.
– Нам так не хватало вас!
– сказал он поэту в высшей степени дружелюбно, усадив его рядом с собой.
– Запутались мы в клубке разных вероучений и множества их течений.
– Я в этих делах человек посторонний. Разве мало у нас ученых богословов?
– Он горько усмехнулся. Пока дела у них идут хорошо, знать не хотят Омара Хайяма. Чуть хвост прищемит - бегут к нему...
– Много! Но они - пристрастны. Возьмем, к примеру, барана. Его любимое растение - повилика. Ставь перед ним шашлык, куропаток, фазанов, редкую рыбу - он отвернется от них, недовольный. И, если б мог говорить, отозвался об этих яствах как о чем-то несъедобном и даже - отвратительном. Нет для него ничего вкуснее сочной повилики! О достоинствах тех блюд он судить не в состоянии. Вы же...
– Человек всеядный, - подсказал Омар.
– Как свинья и медведь.
– Ну, зачем же так грубо, друг мой! Вы человек беспристрастный. Без предрассудков. Вы способны взглянуть на события как бы сверху, свежими глазами, и найти для них точное объяснение.
– Когда-то это ставилось мне в вину.
– Времена изменились, друг мой.
– Времена!
– гневно вскричал Омар.
– Время - это что? Эпоха или шлюха, которая каждый час меняет свой наряд и то улыбается человеку, то плюет на него? Я - не изменился. И ничем вам помочь не смогу.