Заклинатель змей. Башня молчания
Шрифт:
Нам с гуриями рай сулят на свете том
И чаши, полные пурпуровым вином.
Красавиц и вина бежать на свете этом
Разумно ль, если к ним мы все равно придем?
Проповедник - злобно:
– Твой хозяин - безбожник! Никогда он в рай не попадет. В аду ему гореть.
– Что ж! Куда господин, туда и слуга. Гореть будем вместе. Но:
Ты не верь измышленьям непьющих тихонь,
Будто
Если место в аду для влюбленных и пьяных -
Рай окажется завтра пустым, как ладонь!
– Ты развращен до мозга костей, - мрачно сказал проповедник. И мрачный дух подвижничества охватил его ледяную душу. Он ожидал увидеть здесь робкого безвольного мальчишку, который, разинув рот, будет внимать наставлениям, но встретил строптивого и остроумного прощелыгу, и его веселое сопротивление вызвало в шейхе яростную настойчивость. Он погасит в нечестивце огонь кипящих страстей, заморозит горячую кровь! Аллах воздаст ему на том свете за подвиг.
– Все равно я тобой овладею!
– брызнул шейх слюной.
– Я тебя выведу к свету...
– Владей! Хватит болтать. Но зачем же - при свете? Лучше ставни закрой. Ох, жарко!
– Хамид расстегнул куртку на груди, - и перед обомлевшим шейхом открылась нежная ложбина, по сторонам которой угадывались подозрительные выпуклости...
Что за наваждение? У аскета закружилась голова. Он ничего не понимал. Это ифрит, злой дух.
– Эй, мусульмане!
– окликнул их Омар со двора.
– Время полуденной молитвы.
Шейх испуганно заторопился:
– Я пойду совершу омовение. И тебе бы надо, - буркнул он с отвращением, скосив неприязненный взгляд на толстый зад слуги.
– Обязательно!
– звонко воскликнул Хамид.
– Может, вместе пойдем?
– предложил он игриво.
– Я полью, помою...
– Будь проклят, шайтан.
Пока задумчивый Абу-Хамид готовился к ритуалу, беспечный Хамид, хихикая, что-то рассказывал Омару Хайяму, хлопотавшему у котла в летней кухне.
Тот, сдержанно посмеиваясь, что-то мычал, довольный.
– Бисмилла!
– Носильщики паланкина, которых Омар оставил во дворе ждать почтенного шейха, расстелив на земле поясные платки, принялись за хуфтан - полуденную молитву.
Омар не молился. Шейх и мальчик вернулись в жилье.
– Где тут кабла?
– вопросил Газали, стараясь определить сторону, в которой находилась Кааба, храм в Мекке, куда мусульманину следует обращаться с молитвой.
– Кааба?
– сказал Хамид.
– Я знаю, где она. Стена с окном - на севере; с нишами, выходит, на юге. Молись в юго-западный угол, там и есть Кааба...
– Становись рядом, - приказал богослов.
Они чинно встали рядом и, прочитав вступительные строки молитвы, упали на колени.
Когда настало время биться лбом о землю,
Видно, ему надоело все это, он встал, прекратил молитву. И Газали ощутил с леденящей жутью, как Хамид греховно прикоснулся к его тощему заду босой ногой. Этакий легкий пиночек...
– Нечестивец!
– возопил Газали.
– В аду тебе гореть! Ты нарушил мою молитву.
Поднимаясь, он увидел, - только теперь; давеча, находясь в растерянности, не заметил, - что в углу, на который он молился, висит, раскорячив руки и ноги, индийская медная идолица...
– Молись на меня, хилый дурень!
– Слуга сорвал тюрбан, и на плечи его черной тучей упали кудрявые волосы. Кушак полетел в одну сторону, куртка – в другую, и перед помертвевшим святошей предстало почти нагое девичье тело...
Хамида схватила в нише бубен, застучала в тугую кожу, звеня погремками, и пустилась в греховный пляс Она плясала, мелко дрожа, в такт дробному стуку бубна ладным смуглым животом, вздергивая крутые бедра и ритмично вертя задом.
Груди ее, в лад всему, трепетали, точно янтарные крупные груши на ветке, дрожащей от ветра. Штаны, приспущенные почти до паха, казалось вот-вот спадут. Но не спадали...
Это ужасно! Газали, бессильно рухнув на подстилку, глядел на танцовщицу безумными глазами. В нем проснулось что-то забытое, властное. Он скорчился, плотно сдвинул колени, со стоном выгнулся - и потерял сознание.
– Омар!
– закричала Хамида в испуге.
– Сомлел твой святой.
– Как сомлел?
– прибежал на ее зов встревоженный Омар.
– Ну, познал высшую истину. Слился с богом. Хвост откинул, - уточнила она по-простецки, что и выдавало род ее занятий.
– Ты что? Не дай бог. Только этого нам не хватало!
– Омар плеснул в лицо шейху холодной воды. У того дрогнули веки.
– Нет, еще не слился. Но уже готовенький. Бишкен, как говорят братья-тюрки. Поспел...
Отрешенно, уныло сел Газали, приподнявшись с помощью Омара. Он был еще где-то по ту сторону добра и зла. Хамида надела куртку, но не запахнула, и пуп ее глядел на шейха коварным глазом.
– И это - мужчина?
– Она залилась сочным здоровым смехом.
– Глиста! Фитиль сухой. Райских дев ему подавай. Что ты можешь, бледная немочь? Ты предстанешь там дохлой тенью. Омар Хайям на десять лет старше тебя и на тридцать - старше меня, но я его ни на какого молодца не променяю. Вот кто для женщины - бог! А не кто-то за облаками, бесплотный, незримый...
Газали - Омару, замогильным голосом:
– Да накажет тебя аллах! Ты оскорбил мои религиозные чувства. Мои убеждения достойны уважения.