Заклинатель змей. Башня молчания

Ильясов Явдат Хасанович

Бледный Омар пошевелил губами - и не сумел произнести ни слова. Так сдавило ему горло волнение.

...А говорили, у тюрок - много спеси и мало ума. Ум недалекий, ленивый. Все у них расплывчато, приблизительно, все вокруг да около. Какая чепуха! Народ толковый и понятливый. Переимчивый.

Ну, прежде всего, конечно, они воители. Били Китай. За Волгу ходили. Европу громили. На юге с Индией соприкоснулись. И никто их пока что не в силах одолеть. Крепкий народ! Усвоив точные знания, он далеко пойдет.

Единственное, что может их сломить (несуразность?) - то, в чем они, простодушные,

видят сейчас свою мощь: правая вера. Она способна исподволь приглушить в их душе яркий огонь, как приглушила у персов, омрачить ясный ум, подавить деловитость, ввергнуть их надолго, на века, в тяжкую и мутную дремоту. Ведь по исламу жизнь человека и сам человек - ничто, а что может создать ничто?..

– Эй, Юнус!
– негромко позвал Абу-Тахир. Дворецкий, видимо, ждал где-то здесь, за углом, - он сразу возник у ступенек, ведущих на террасу.

– Этот человек, - судья отвесил Омару легкий поклон, - мой почетный гость. Поручаю тебе всю заботу о нем. Отведи просторную комнату, выходящую окнами на террасу, - чтобы в ней было светло и прохладно. Поставь удобный столик, индийскую лучшую лампу. Ни в чем не отказывать! Слышишь? Ни в чем - ни в еде, ни в питье, ни в уходе. Не надоедай, ничем не досаждай. Следи за тишиною во дворе. Ясно?

Юнус - с готовностью:

– Вполне, господин. Будет сделано.

Абу-Тахир оглядел Омара, надевшего вчера его поношенный халат.

– Вид у тебя... какой-то потерянный, сиротский. С детства запуган? Будь тверже! Ты должен быть одет сообразно с высоким званием ученого, - строго заметил судья.
– Хорошо, добротно, но скромно, неброско. Как шейх. Вот, получай двести дирхемов, - в счет будущей награды за работу.
– Он вручил Омару расшитый кошель.

Тусклые глаза Юнуса загорелись. Будто это ему чуть не перепало столько денег. Хозяин прогнал его движением бровей и, оставшись с Хайямом наедине, сказал проникновенно:

– Сын мой! Я человек добрый и щедрый, но не расточаю своих щедрот кому попало. Я не слюнявый благотворитель. Ясно? Это - сделка. Прости за прямоту, но запомни: мне не нужен ты сам, как гость, как ученик моего давнего друга. У него было много учеников, все бездарный народ, - я их знать не хочу. Мне нужна твоя голова. Вернее, то, что в ней. Нужна для успеха правителей, стоящих надо мною, - и, соответственно, для моего успеха. Потому-то я и забочусь о тебе. Ты должен отплатить мне честной и добросовестной службой. Дня три оглядись, послоняйся по Самарканду. Прогуляйся в квартал Гатфар, полюбуйся знаменитыми кипарисами, - они у нас хорошо растут, и затем - приступай к делу. Увижу, что ты прилежен, - огражу от всех несчастий. Ну, а женщин - ты сам их найдешь. Будь здоров!

«Почетный-то гость, похоже... попал в почетное рабство?
– с усмешкой подумал Омар.
– Э, ладно! Пусть. Лишь бы судья не передумал, не обернулся, по слову Али Джафара, людоедом-гулем».

Ох, утро. Какое утро! Какой внезапный поворот в судьбе...

Нельзя сказать, что Омар совершенно им ошеломлен. Конечно, сперва кровь ударила в голову, отхлынула к сердцу, в ушах что-то взвыло - и заглохло. Но молодой Хайям освоился быстро с мыслью о великой своей удаче. Так и должно быть! Вот в чем дело.

Человек одаренный всегда сознает свою одаренность. Точно так же, как человек, обладающий силой гипнотического внушения, хорошо знает, что он обладает этой силой. Омар попал в свою стихию. Как рыба, которую, сетью поймав в просторной реке, долго держали зачем-то в затхлом пруду, - и которая, сумев убежать по грязной канаве, вновь нырнула в прохладную глубь родной реки.

Упругий атласный ветер течет по синей долине, шелестит листвой гранатовых деревьев - и страницами будущей книги.

В Самарканде чисто, уютно. Нежно-алый огонь высоченных кирпичных стен общественных зданий начинает отступать на освещенной стороне перед яркой золотистой охрой; в густой синеве теневой стороны расплывчато-нефритовые кроны прислонившихся к строениям чинар выступают все отчетливее, меняя окраску на зеленую теплую с еле заметным красноватым налетом.

Во дворе, под огромным вязом, еще холодный сумрак. Но где-то на женской половине дома, проснувшись, уже лепечут дети.

Омар спокоен. Душевно свободен. Он бодр и могуч. Разум его невозмутимо ясен. Он будет писать свой трактат. Он напишет его!

– Три дирхема, - шепнул Юнус ему во дворе.

– А?
– не понял Омар, как никогда далекий от Юнуса с его заботами.

– С тебя три дирхема.

– Ах, да...
– Омар на радостях дал ему десять.

– Алгебра, альмукабала, - сердито бормочет Юнус. Сам дворецкий Юнус бредет на базар, а вороватый шакал дурных его помыслов рыщет вокруг молодого Омара Хайяма.
– Мы тоже учились в медресе. И знаем: глупее науки, чем алгебра, нет на земле. Но, оказалось, она в цене, а? Стол, и жилье, и заботу. И деньги. И я - ухаживай за ним. Ну нет. Пусть корпит над своими туманными доказательствами, - я их опровергну. Или я дурнее его! Разве я не умею читать и писать? Если он еще сопливым мальчишкой одолел эту премудрость, то я-то, взрослый, опытный, умный, в два счета ею овладею. Пиши, любезный! Пиши свой трактат. Настанет час, я тебя посрамлю. Есть что-нибудь по алгебре?
– спросил он в книжном ряду.

– «Книга по алгебре и альмукабале» Мухамеда аль-Хорезми, - ответил один из торговцев.

– То, что надо! Сколько? Четыре дирхема? Ох! Ладно, давай ее сюда.

Зажав книгу под мышкой, он пошел к харчевне - и столкнулся с дворником Али Джафаром, покупавшим новую метлу.

– О?
– удивился Али Джафар.
– Ты - и вдруг с книгой! Зачем она тебе?

– Погоди, - зловеще произнес Юнус.
– Я покажу твоему ученому другу!

– Покажешь... за что?

– Я его ненавижу!

– Уже? Но за что?

– Ну, он - такой...

– Какой?

– Ну, какой-то... не такой.

– Понятно!
– усмехнулся Джафар.
– Но мой совет: ты лучше его не трогай. Вот именно, он не такой. Оставь человека в покое.

– Нет, я от него не отстану... пока он живой.
– Юнус с книгой под мышкой прошел под навес.

Увидев книгу, ему сразу уступили место на помосте, покрытом пятнистой кошмой. Ага! У нас на Востоке простой народ уважает ученых людей. Зато, говорят, в какой-то стране на закате, не то Рум, не то Рус, чем умней человек, тем больше обид ему от невежд.