Заклятые враги
Шрифт:
– Это что же за боги, - Моника скрестила руки на груди, и карие, тёмные глаза сверкали раздражением и гневом, - что все свои долги спихнули на неопытного мальчишку? Решай, пока живой?
– Плохие боги, Моника, - хмыкнул Первый.
– Магию на одного мальчишку, войну - на другого. Безответственные даже. Но, видишь, никакого матриархата. Всё мужчины да мужчины.
Шэйран не слышал. Он протянул руку, касаясь кровавой пелены, и зелёные ветви тонкими линиями изрезали невидимое стекло.
***
Это была его магия.
Впервые за долгое время. Впервые с того мига, как его вернул к
Теперь он понимал, почему так за свой дар цеплялась мать. Понимал, почему его отец раз за разом возвращался на войну, хватался за эфес шпаги, когда можно было позволить отступить за спины стражи и дать им выполнить свою работу, защитить правителя. Осознавал, почему раз за разом Первый твердил, что ему надо лишь однажды попробовать воспользоваться этим.
Потому что когда ты находишь что-то своё, сопротивляться этому невозможно. Невозможно сдержаться, не позволить захлестнуть войне, магии, этой настоящей твоей части захлестнуть с головой, чтобы больше никогда не отпустить.
Он чувствовал, как там, внутри источника, проливалась чужая кровь. Они могут умереть там, внутри, могут - снаружи, теперь Рэй знал, что это не имело значения. Хотя, конечно, в реальном мире их могли бы спасти.
Но где спасать, если и реального мира не будет?
Источник усмехался - у него не было лица, у него не было тела, только кровавая синева вокруг, но Рэй знал, чувствовал эту магию. Вот почему Моника - и все остальные вместе с нею, - повторяли раз за разом, что волшебство - это не его. Их чары были для него серыми и бесцветными. Бесполезными. Он мог вытаскивать свои силы откуда-то из глубин, умел поддаваться и поступать так, как было надо, но дар обращался во всего лишь средство для сопротивления. Он не дышал этим, не мог колдовать так же легко, как и делать в очередной раз вдох и выдох.
А эта сила была его воздухом. Преисполненная чистой ненавистью и болью, сотворившая все миры до этого и их, последний. И она позволила ему ступить в эту пучину, почувствовать себя своим, настоящим.
Его родители принадлежали Эрроке и Элвьенте. Вся его родня, все близкие потерялись там, на просторах континента. И кровь не имела никакого значения, может быть, это стечение обстоятельств. Источнику надо было вложить в кого-то ключ - и он нашёл место в Шэйране.
Кто он в том месте, которое все остальные называют своим домом? Жалкая пешка в условиях матриархата; прячущийся за спинами стражи маг, не умеющий драться в окружении могучей армии своего отца; лишний человек в идеальных условиях стран, что, пожалуй, никогда и не станут для него родными.
А кем он будет здесь? В Источнике его сила; он часть пылающего там, внутри, урагана. Просто уйти - стать ещё одним Первым, потерявшимся в собственном мире?
Ступить шаг в эту бездну значило обрести себя.
Ему было не на что оборачиваться. Что там? Войны, смятение, боги, такие осязаемые и реальные, отсутствие гармонии и смерть.
Что здесь? Вечность. Вечность, что будет принадлежать ему одному.
Рэй уже почти ступил вперёд, чувствуя привкус крови на губах.
Почему он? Разве хоть один живой человек заслуживает на такой однозначный выбор?
Но там -
Если он вытащит их сюда, на свободу, может быть, у них ещё есть шанс.
Но тогда шанса не будет у него. Уйти, оставить всё это и оказаться в гармонии с самим собой. Что его ждало за кровавыми полосами Источника, там, где такими страждущими взглядами на него смотрели все остальные? У родителей будет ещё Эрла. С Тэллаваром сразится Первый. И Моника…
У Моники навсегда останется её матриархат. Её магия.
Рэй заставил себя не жмуриться, а смотреть вперёд. Видеть, что он выбирает. Понять, для чего возвращается или для чего отпускает. Может быть, жертвы излишни? Разве есть в мире хоть один человек, что не хотел бы стать богом для своего мира?
…Временного мира.
Разве Дарнаэл Первый, отступив от своей реальности, несчастен?
Нет. Но у Дарнаэла Первого есть его богиня, за которой он прыгнул. И создавать миры…
Хотелось почему-то смеяться. Он может сделать этот шаг и получить единение не с собой - а со своей властью. С опостылевшим понятием всесилия, за которым так гонялась его мать, так легко справлялся отец, утоляя жажду сражения, но не завоёвывая всё новые и новые государства только для того, чтобы царствовать. И куда он ступит? В мир, где его магия будет наконец-то родной, обыкновенной, в мир, которого давно уже нет? Блуждать среди чужой боли, которая для него - всего лишь колдовство?
У родителей будет ещё Эрла. С Тэллаваром сразится Первый. У Моники навсегда останется матриархат.
Где? В мире, который он покинет, ничего уже не будет. Потому что он унесёт из него то, что его же и породило - дар Первого. Дар, который тот с такой неосторожностью впустил в эту реальность, позволил получить его простому мальчишке.
Гармония - это вечные чары? Это свой мир? Но миром тоже надо повелевать. И там отнюдь не будет просто.
Рэй знал, что он не имеет права оправдывать своё возвращение тем, что там были эти двое, которых ещё можно спасти. Но Дарнаэл уже говорил ему - вечность это не только отсутствие страха смерти, это нужда наблюдать свысока за тем, как гибнут твои родители, потом супруга, потом дети, внуки и так до бесконечности. Пока ещё один себялюбивый мальчишка не решит, что ему нужна его сила, и он должен ступить в хаос, лишь бы только оставить за своей спиной одни осколки.
Он не знал, благородными ли были побуждения Первого и Эрри, когда они создавали этот мир. Но его шаг - что бы не случилось с этой жизнью, - будет означать потерю и для него. Дарнаэл говорил, что в Источнике его ждала гармония.
Может быть, и так. Но Рэй знал, что там только ненависть и боль. Никакой шуршащей под руками зелени… Ни песен у костра с привкусом сражений, ни мелькающей, наверное, раз в столетие в глазах матери нежности, ни возмущённого восклицания, ни одной вспышки в бездонно-карих глазах.