Заклятые враги

Либрем Альма

— Ты даже пошевелиться больше не сможешь, — холодно провозгласил Тэллавар. — И ты будешь смотреть на то, как мы с нею станем одним целым здесь. На твоих глазах.

Он дёрнул Эрри за запястье на себя. У неё ещё нет силы, она устала — и слишком переживает за своего драгоценного возлюбленного. А Дарнаэл может даже и выжить — главное, чтобы они разделили с Эрри ложе до захода солнца, в этот волшебный день, в который раз в год заключаются эльфийские браки. Единение, кровь невинной — тем, что согрешили, придётся, очевидно,

себе руки резать, но ведь Эрри непорочна. На другую такие, как Дарнаэл, не посмотрели бы даже.

Она смотрела на него так, словно была готова разорвать в клочья. Но сегодня даже Эрри вынуждена будет подчиниться. Она собиралась вступить сегодня в брак со своим предателем, нарушителем родовых законов, но этому не бывать. И Старейшины только возблагодарят Тэллавара за то, что он сделал.

Пальцы сжали тонкую ткань её платья, потянули на себя. Затрещали нити, Тэллавар почти с удовольствием поймал её тихий, испуганный вскрик, заглянул в глаза — красивые, туманные и полные страха и слёз.

А после вскрикнул от неожиданной боли.

Дарнаэл стоял с вытянутой рукой. На кончиках пальцев ещё полыхало яркое, синевато-алое пламя. Его магия срывалась с рук, но Тэллавар уже о том не думал.

На его груди красовалось алое кровавое пятно.

Дар воспользовался волшебством, чтобы защитить свою возлюбленную.

— Боюсь, — прохрипел он, оседая на колени, — тебе придётся подождать ещё год и отыскать себе кого-то третьего. Менее раненного и более законного.

Эрри не ответила. Её взгляд был устремлён куда-то вперёд, словно она увидела нечто страшное, настолько ужасное, что потеряла дар речи.

— Использование магии против брата своего, — проговорил чеканный, ледяной голос, будто бы вытесанный из кошмарного холода, — это нарушение законов и истин, в которые мы веруем.

На губах Дарнаэла появилась кривая, дикая улыбка. Он повернулся к ним — медленно, осторожно, мягко, будто бы тот кот, которого держала Эрри — любимое животное. Отнял руку. Кровь стекала на зелёную траву, ясно показывая, что не он первый начал.

Но это уже ничего не меняло.

***

Они были всё так же добры. Излучали уверенность в следующем дне. Предлагали исцелить физические и душевные раны, помочь с восстановлением после случившегося и, конечно же, обещали справедливость, если всё будет рассказано честно. Эльфийское правосудие — что может быть лучше?

Эльфийское правосудие — разве есть альтернативы?

Они исцелили. Залечили все раны, все до единой царапины. Дали каждому желаемое, позволили Тэллавару получить его магию, чтобы быть на равных со своим соперником. И, казалось, должны были разрешить дуэль, но ведь это правосудие. Это те, кто никогда не ошибается, вечные бессмертные эльфы, способны на многое, и в первую очередь — на принятие справедливых решений.

…Их провожали гордо. Каждый эльф, пожалуй, позавидовал бы этой чести,

прекрасной возможности раствориться в кипучих водах океана, переполненного магией.

Ветер швырял волны на берег одинокого острова — единственного кусочка земли среди бескрайнего, неделимого океана. Вода пыталась растворить немое осуждение, но каждый раз наталкивалась на одинаково острые берега и слетала куда-то вниз.

До океана, казалось, можно было падать вечность.

Тэллавар, излеченный, весь в белом, смотрел вниз так, будто бы это не было его судьбой. С презрением, с оттенком ненависти, обиженный сын своих уставших от его выходок родителей. Опасный тем, что посмел нарушить закон; опасный тем, что волшебство в его руках может стать оружием в будущем. Способный на подлость.

Это не было справедливым приговором. Ни единого слова. Но они возвращались к равенству и давали каждому по заслугам.

Дарнаэл отказался от белого. Отказался от исцеления. Отказался от исповеди. Ветер с трудом дотягивался до него, трепал на воздухе чёрные волнистые волосы, словно издеваясь — открывая единственные раны, которые никто не сможет, да и не захочет исцелить.

Тэллавар согласился остановить кровь. Он согласился жить так. Жить с клеймом, которое останется на нём на веки вечные.

Эльфийские уши — последнее свидетельство принадлежности к высшей расе, к магии и к силе, к жизни после смерти, — стали обычными, круглыми, словно…

Словно у животных.

Дарнаэлу, казалось, было всё равно. Он ни разу не потянулся к ранам, скапывающая на плечи кровь — капельками, медленно-медленно, — ему совершенно не мешала. Он будто бы не чувствовал боли, а на фоне чёрной ткани нельзя было рассмотреть высохшие багровые капли.

Это был справедливый суд.

Они — звери. Они посмели нарушить древние законы.

Но самое страшное — это не те, кто совершили грехи. Самое страшное — яблоко раздора; женщина, способная привести к такому сражению. К тому, что два разумных, могущественных эльфа посмели разрушить всё, что у них было.

Тэллавар смотрел на неё ровно, оскорблённо, холодно. Дарнаэлу жутко хотелось отвернуться, но это было своеобразным наказанием. Тэллавар умел хорошо лгать и притворяться, что причиной стала любовь, а не магия. Интересно только, гордость ли самое страшное, что могли задеть в нём?

Это эльфы. Предмет раздора за борт, будь то очередной драгоценный камешек на будущее или живой человек. Преступника в животное. Сколько их падало с этого обрыва?

Эрри не оборачивалась на Тэллавара. Она не хотела его знать.

Он должен был переступать через эту тонкую границу эльфийского королевства. Там, дальше, начинался океан — и бесконечная магия. Там, дальше, их ждал Источник.

За гранью пропасти начиналась пустота.

Эрри сделала последний шаг, и океан сомкнулся за её плечами.