Заклятые враги
Шрифт:
Мариссе было двадцать четыре. Может, чуточку больше, потому что его супруга никогда не делилась информацией о собственном возрасте. Она была вдовой уже три месяца как, и тогда Галатье казалось, что он с ума сходит от пристальных, цепких, нескромных взглядов.
Он держался недолго. Да, её муж был его другом, одним из самых верных подданных, но тогда Марисса казалась важнее, чем память о прошлом. И, в конце концов, Галатье переступил через воспоминания с такой же лёгкостью, как и через стойкое осознание того, что она не столь уж идеальна, как ему кажется.
У неё уже был сын, похожий, как две капли воды,
Но не станет. Мёртвые редко восходят на престол.
Спустя год, когда он перегорел своей любовью, страстью и жаждой заполучить её, он открыл глаза. Марисса была развратной, испорченной женщиной, готовой отдать что угодно за очередной кусочек власти. Неплохая мать — единственное её достоинство, — и истинный тиран в семейной жизни.
Галатье за то время изменился. Поседел. Сгорбился. Успел немного полысеть. А сейчас обратился в жалкую тень самого себя, не в силах сопротивляться приказам той, что должна бы ему, королю, подчиняться. Но это не имело никакого значения, ведь он всё ещё пытался поймать отголоски любви к ней. Иначе подчиняться было труднее, а бороться он просто-таки не умел.
В дверь постучали.
Король не стал стягивать мантию со своих плеч — это не имело никакого значения, Марисса и так считает его давно уж падшим, сломленным и опустошённым, а подданные не станут судить своего короля. Но и открывать или говорить, что они могут войти, тоже не стал. Напротив, сжал губы, стараясь не выдать ни единым звуком своё присутствие, потому что знал, кто прятался за дверью.
Ему нравилось думать в этом зеленоватом, в тон флага, тронном зале. Нравилось дышать прохладным воздухом и вспоминать единственную женщину, которую он когда-либо любил в своей жизни.
Она потерялась. Осталась на просторах континента. Прекрасная, больше напоминающая вспышку, чем женщину, и самая мудрая, спокойная, одухотворённая.
Он тогда был таким глупцом! Мирный визит в соседнюю страну в годы, когда молодой король только-только занял престол. Тогда, пожалуй, нынешнего правителя Элвьенты и в помине не было, но — какая разница? Зато была она: живая, страстная, обыкновенная служанка с глазами истинной ведьмы.
Она осталась в Дарне. Он, пустозвон, двадцатилетний глупец-принц, спрятался в своём государстве, женился на отвратительной женщине, которая так и не пережила первые роды… Он — навеки одинок и навеки без наследников. Оставит свою страну чужим детям, и хорошо бы детям, в которых течёт хоть капелька благородства! Но нет.
Марта не была его дочерью. Разумеется, нет. Галатье знал, что она похожа не так на мать, как на одного из тогдашних стражников. Но всё равно баловал её, позволял расти принцессой, той, что займёт трон совсем-совсем скоро после его смерти. он знал, что будет вести себя так же, как и её мать, и закрывал глаза на все собственные преступления, которые совершал под действием глупого и жуткого равнодушия. Он ужасный человек, нет разве?
Но подданные сами виноваты в том, что у них такой король. Он не стремился на эту должность, но Торресса с её вольными нравами не заслуживает ни на что большее.
…Иногда в своих мечтах Галатье представлял, как в его жизни вновь
В дверь постучали настойчивее, и Галатье представил себе, как поступил бы настоящий король. Пожалуй, поднялся бы и властно приказал бы им войти. А после заставил бы стражу швырнуть его супругу в темницу за всё, что она натворила. За каждую попытку унизить его. Он бы гордо вскинул голову и приказал немедленно собирать армию.
А после отправился бы в Элвьенту и уничтожил каждого, кто встанет на его пути.
Но Галатье не мог. Он уже видел тысячи тысяч — войско Дарнаэла Тьеррона. Видел уверенный взгляд синих глаза их короля. Прямую спину. Уверенность. Силу в каждом движении. И знал, чем это закончится. Никто в здравом уме не станет бороться против Элвьенты. Страна слишком огромна, слишком сильна, слишком могуча. И даже если они сто раз повторили, что объявляют им войну, никогда этого не сделают.
— Открыто, — наконец-то, вжимаясь в спинку трона, выдохнул он.
Видение так и не растаяло. Он всё ещё видел Дарнаэла, упрямого и способного вести свою страну в бой, напротив. Видел, как тот криво усмехается, вскидывает руку, отдавая один короткий приказ, и Галатье казалось, будто бы он слышит его слова.
“Разбить”.
Он зажмурился. Часто заморгал. От этого видение перед глазами поблекло, передёрнулось какой-то тонкой, почти бессмысленной дымкой, а потом и вовсе растворилось — и король уже было обрадовался тому, что освободился от преследующего его образа.
Он должен был ненавидеть Дарнаэла Тьеррона. Тот, в конце концов, приказал казнить его дочь — пусть и приёмную. Но на самом деле Галатье никак не мог избавиться от одной мысли: король Элвьенты сделал слишком большую услугу Торрессе и её правителю. И: он боролся. Все эти годы он провёл в сражении и ни на мгновение не позволил поставить себя на колени. Это стоило уважения хотя бы потому, что Галатье так не смог.
Перед ним вновь стояли его советники и министры, сами по себе — совершенно бесполезная масса, которой руководила Марисса. Конечно, он мог бы взять правление в свои руки, ну, или верил, что мог, но притворяться больным и разбитым горем человеком очень просто, особенно если ты таков и есть, а сражаться — почти невозможно, особенно если не уметь делать это по-настоящему. Галатье ни за что не решился бы ни на одно действие, если б не знал, что оно точно способно принести ему победу.
А он всё-таки не знал.
Они выстроились в ряд вокруг стола — Галатье привык игнорировать советы, но сегодня сбегать было некуда. Прыткие слуги успели было разложить на поверхности карту Эрроки и Элвьенты, и король понимал, о чём пойдёт речь. Понимал и никак не мог этому воспрепятствовать.
Он видел и Бонье, сжавшегося в углу — всё такого же серого, как и обычно, такого же трусливого мальчишку, самоуверенного только тогда, когда речь идёт о его на самом деле не такой уж и огромной красоте. Но — попробуй возрази!