Заколдованная рубашка
Шрифт:
В своем волнении Датто позабыл о том, что стоит у самых дверей кают-компании и что там все слышно. Внезапно двери распахнулись, и в коридор вышел Гарибальди. Александр и Лев невольно попятились: на Гарибальди был сине-красный мундир с эполетами и кивер, украшенный высоким султаном. Генеральский мундир бурбонской армии!
– Что тут такое? Отчего ты кричишь?
– обратился Гарибальди к Датто, не обращая внимания на остолбеневших русских. Так как Датто не отвечал, то он, мельком поглядев на него, сказал: - Вели застопорить машины. Пускай бросят якорь у Таламоне. Мне необходимо повидаться с комендантом крепости Орбетелло.
– Слушаюсь, генерал!
Датто
28. СИГНАЛ В ТУМАНЕ
Усталые и сердитые от бесплодных поисков, от стычки с Датто, наши друзья поднялись снова на палубу. Там было по-прежнему жарко и тесно.
– А я вас ищу, ищу, синьоры. Пора обедать!
– раздался мальчишеский голос, и перед ними предстал все такой же великолепный и важный Лука.
Он провел их в укромный уголок за трубой парохода, где команда обычно сражалась в кости или шахматы. Там, на дощатой палубе, был аккуратно постлан старый мешок, на котором стоял котелок, полный дымящихся макарон.
– Это для вас получил у повара синьор Лоренцо, - благоговейно показал на макароны Лука.
– Ох, до чего же ловко умеет Лоренцо обойтись со всяким человеком!
– восхищенно добавил он.
Только при виде макарон Александр и Лев поняли, как они голодны. Между тем машины на "Пьемонте" затихли. Послышался лязг якорной цепи. Гарибальдийцы столпились у бортов, смотрели на видневшийся неподалеку порт Сан-Стефано и стены крепости Орбетелло. Спустили шлюпку, потом еще одну. Ветерок принес с берега запах цветущих оливковых деревьев. Солнце начало опускаться. Кто-то тихонько заиграл на мандолине. Корабль чуть покачивало.
Прибежал всезнающий Пучеглаз. Ему уже стало откуда-то известно, что военная хитрость удалась Гарибальди и что, увидев блестящего бурбонского генерала в мундире, старый капитан крепости Орбетелло майор Джорджини выдал "для нужд королевской армии" сто тысяч патронов, три полевых орудия и тысячу двести снарядов.
– Ну, теперь мы поживем! Теперь мы повоюем!
– возбужденно повторял Пучеглаз, потирая руки.
Новость распространилась по кораблю. Люди повеселели, кто-то во все горло затянул песню, и ее тотчас же подхватили, но тут от Гарибальди пришел приказ соблюдать тишину: неприятельские корабли крейсировали где-то поблизости.
Якорная цепь снова загремела: "Пьемонт" отправлялся в дальнейший путь.
Закатное небо полыхало золотым, оранжевым, зеленым, лиловым, вода принимала, вбирала в себя все эти краски, исчезала линия горизонта, и казалось, что небо и море - одна огромная чаша, наполненная расплавленной жидкостью. И вдруг очень быстро, почти незаметно для глаза, все подернулось дымкой, словно пеплом. Потускнели краски, красный мяч солнца бултыхнулся в воду. И откуда-то из глубин моря стал выползать туман. Он подымался и наплывал волнами - все гуще, все плотнее. Казалось, что "Пьемонт" погружается в вязкое месиво. "Ломбардия", которая следовала за "Пьемонтом", вдруг совсем скрылась из виду. Ее пытались окликнуть, она не отвечала. Понемногу замолкли даже разговоры. Люди напряженно вглядывались в обступившую корабль облачную завесу. Ни зги, ни огонька. "Пьемонт" подвигался вперед толчками, как слепой, бредущий ощупью. Лев и Александр завернулись в плащи и прикорнули на палубе, но заснуть не могли: им тоже передалось общее напряжение. Пучеглаз еще на закате отправился снова в камбуз к новому приятелю - коку, а Лука отпросился к матросам: ему хотелось достать у них мази и точило, чтоб наточить
Туман теперь был так плотен, что казалось, его можно ощупать руками, как толстый занавес. Едва человек делал шаг в сторону, как уже терял и своего соседа и представление о том, где находится он сам.
Лука, надраив в кубрике свое драгоценное оружие, вылез на палубу, ахнул, но все же пошел искать своих синьоров уффициале (офицеров). И почти тотчас же заблудился.
Он то наступал на чьи-то ноги и в испуге отпрыгивал, то натыкался на связки канатов и ящики. Один раз он чуть не упал в море, потому что широко шагнул вперед, не видя ни борта, ни поручней.
– Святая мадонна, что же это такое? Спаси и сохрани нас!
Луке сделалось страшно, хотя он отлично знал, что кругом в этом белом мареве сидят и лежат люди, его друзья. Мальчику пришло в голову, что будет безопаснее, если он пойдет, держась за перила. По крайней мере не свалится в море.
Так он и сделал. Однако не продвинулся он и на несколько метров, как увидел где-то впереди чуть светящуюся точку. Свет быстро перемещался то выше, то ниже. Лука обрадовался: "Никак, фонарь! Вот хорошо-то! Сейчас попрошу посветить и быстро найду моих синьоров". Он решительно двинулся на свет, но мутное пятно вдруг исчезло! Эге, нет, вот снова забрезжило... а теперь опять исчезло! "Вот чудеса!
– рассуждал про себя Лукашка.
– Кто там балуется? И откуда взяться здесь фонарю? Днем никакого фонаря я не приметил". Все же он продолжал подвигаться вперед, крепко ухватившись за перила. И вдруг у самого его лица, ослепив его, полыхнул свет.
Лукашка протянул руку и тут же, чертыхнувшись, отдернул:
– Ох, черт, жжется как!
Свет мгновенно исчез, и кто-то невидимый, закутанный с ног до головы в плащ, вскрикнул:
– Кто... кто здесь? Что нужно? Что такое?!
– Это я, синьор. Ординанца русских, синьор. Извините, я ищу своих офицеров, - растерянно забормотал Лука, дуя на обожженные пальцы.
– Зачем тебя дьявол здесь носит? Ступай на свое место!
– свирепо сказал невидимый.
– Чтоб ты здесь больше не шлялся, слышишь, сопляк!
Оробевший Лука отступил. Долго еще бродил он среди белых волн тумана, покуда не набрел на своих "уффициале".
– Где пропадал, Лукашка?
– добродушно спросил его Александр.
– Заблудился в тумане, синьор, - отвечал Лукашка, тряся рукой, которая так и горела у него.
– Что это с твоей рукой?
– Обжегся о фонарь, синьор.
– Какой фонарь?
Пришлось Луке рассказать историю своих странствований по кораблю. Неожиданно история с фонарем и человеком, который так грубо прогнал Лукашку, заинтересовала синьоров офицеров. Оба они забросали мальчика вопросами: как выглядел этот человек? На каком борту стоял? Какой у него голос? Луке было очень жаль, что он не может угодить добрым русским, но он не видел ни лица этого человека, ни его фигуры. А голос? Ну как же можно описать голос? По выговору, наверное, римлянин, а голос совсем обыкновенный.
– Что вы думаете об этом, Лев?
– взволнованно спросил Александр. Может, стоит доложить генералу?
Лев махнул рукой:
– А что вы ему скажете? Что какой-то человек стоял с зажженным фонарем у борта? А может быть, это делалось по его собственному приказанию. И потом, что вы видите в этом подозрительного? Я, например, уверен, что один из матросов просто что-то искал и светил себе фонарем.
– О, вы всему находите объяснения!
– недовольно пробормотал Александр, но настаивать не стал.