Закон вечности
Шрифт:
Впереди была лужа. Полный месяц отражался в луже, и было похоже, что месяц светит с другой стороны, через дыру в земле. Вот сейчас Глахуна ступит в дыру и провалится, исчезнет в ней. Но в луже не было дыры, и Глахуна сел в лужу.
– Вставай, лодырь!
– прикрикнул на него Манучар.
Глахуна встал и посмотрел на Манучара.
– Ну что, Глахуна Керкадзе, сдали силенки?
– осклабился Манучар. То-то! А что понадобилось вашему председателю-попрошайке и этим вонючим героям бойцам? Меня схватить задумали, да? Так ведь я был там! Да, был там
– Манучар засмеялся хриплым, надрывным смехом.
– Смеешься ты, Манучар Киквадзе, да только все равно тебе крышка! заговорил Глахуна.
– Об этом поговорим после войны! А теперь бери корзину и шагай! Валяться в грязи успеешь потом, большевики пошлют тебя по бесплатной путевке в Цхалтубо! За заслуги перед Советской властью!.. Шагай!..
– После войны, подлая твоя душа, если тебя до того не прикончат, я сам тебя повешу на самой высокой чинаре в Чохатаури. Повешу, изрежу на куски твой гнилой труп и посыплю солью! Тьфу!
– И Глахуна плюнул Манучару в лицо.
Киквадзе остолбенел. Потом вдруг размахнулся и сильнейшим ударом свалил Глахуну с ног.
Глахуна упал в лужу. Встав, он рукой вытер с лица кровь и глухо сказал:
– Убьешь - убей, сволочь, но никуда я с тобой не пойду!
– И снова сел.
– Врешь, Глахуна! Пока не донесешь сыр до места, о смерти и не проси!
– С кем ты воюешь, недоносок ты этакий? Объясни-ка мне!
– С вами, уважаемый Глахуна, с большевиками! Двадцать два года топчете землю моего отца... Хватит! Теперь настало наше время!
– Чье это ваше?
– Мое и Германии!
– А где Германия?
– Придет, Глахуна, придет! И тогда на той самой чинаре, на которой ты обещал повесить меня, мы повесим всех вас! И впереди будет шагать ваш секретарь райкома с красным флагом в руке!.. А теперь вставай!
– Живой я не тронусь с места, мертвого неси куда захочешь! Хватит мне позора, что до сих пор шел с тобой!
Киквадзе понял, что ему предстояло обагрить свои руки кровью еще одной жертвы.
– Ну так отвернись и помолись богу, если можешь... Как-никак бог сотворил нас из одной глины...
Глахуна стал на колени и воздел руки к небу.
– Боже великий! Сегодня я обещал тебе своими руками прикончить эту гадину... Обернулось так, что придется мне умереть от его руки... Не допусти этого, боже! Жизнь моя принадлежит тебе, бери же ее! Если ты есть и слышишь мой голос, убей меня!.. А если я и этот скот сотворены из одной глины, не к чему мне жить!
Трижды грянуло эхо в Чхакоурском лесу. Глахуна лежал лицом в той же луже, где недавно увидел он луну, сиявшую с другой стороны земли. И с удивительной ясностью почувствовал Глахуна, как раскрыла земля грудь, как она приняла его в свои объятия, как снова закрылось отверстие, как нежно провела земля своей огромной ладонью по его векам и как стало затягиваться небо черным покрывалом...
Близился рассвет, когда
И лишь с наступлением утра заметил Иона, что Бачана исчез с фермы.
– Этого еще не хватало!
– воскликнул в отчаянии Сипито, ударив себя обеими руками по колену.
– Бачана!
– крикнул он.
– Бачана!
– повторил Иона.
– Бачана-а-а-а!.. Бачана-а-а-а!..
– разнесся вокруг тревожный крик.
Эхо бросилось с одного склона к другому, метнулось к ущелью, обошло скалы и овраги, забралось в лес и, не найдя мальчика, возвратилось на ферму, к убитым горем и отчаянием мужчинам.
С первыми лучами солнца из леса на тропинку вышел мальчик с перекинутым через плечо хурджином. Присел у родника, скинул дырявые чувяки, повертел в руке, отбросил их и опустил опухшие ноги в студеную родниковую воду. Потом мальчик умылся, лег на росистую траву, подложил под голову хурджин и глубоко вздохнул. Высоко в синеве неба плавно кружил ястреб.
"Эх, мне бы крылья!
– подумал мальчик.
– Небось оттуда все видно как на ладони..."
Мальчик смежил глаза и долго лежал, не двигаясь, не думая ни о чем.
Вдруг с откоса на тропинку с шумом посыпались камни. Мальчик быстро привстал, огляделся. На краю насыпи стоял небритый, сухопарый, с выпирающей нижней челюстью мужчина с ружьем в руке. У мальчика екнуло сердце.
– Ты кто?
– спросил мужчина.
Мальчик молчал.
– Ты что, немой?
– Из Чхакоура я!
– с трудом выговорил мальчик.
– Куда путь держишь?
– В Зоти.
– К кому?
– К родственникам.
Мужчина задумался. Потом спросил, вперив в мальчика испытующий взор:
– Напротив вас Квенобанская ферма. Ты проходил там?
– Нет, ферма от нас далеко. Я шел через лес, мимо фермы, так ближе...
– Мальчик облизнул пересохшие губы и спросил: - А вы кто будете, дядя?
– Лесник я, иду на ферму, дело у меня к пастухам... А что у тебя в хурджине?
Мальчик опешил - он не знал, что лежит в хурджине. Он протянул руку, запустил ее в первую половину хурджина, извлек закупоренную кочерыжкой бутылку и поставил ее на траву.
– Что это?
– спросил мужчина.
– Водка.
– Ты что, пьешь водку, молокосос?
– Помаленьку!
– улыбнулся мальчик. Потом он достал из хурджина завернутую в листья папоротника головку сыра, половину кукурузной лепешки и, наконец, отварную козлятину.
– Ого, вот и закусим!
– сказал мужчина и стал спускаться по откосу.
– Пожалуйте!
– пригласил его мальчик и сел на хурджин.
– Значит, на ферме ты не был?
– Мужчина подсел к мальчику, положив ружье на колени. Мальчик отрицательно мотнул головой и, чтобы скрыть охватившую его дрожь, положил руки под себя. Мужчина молча приступил к еде. Утолив голод, он обратился к мальчику.