Закон вечности

Думбадзе Нодар Владимирович

Единственный кабан в стаде принадлежал Глахуне. И этому кабану сегодня предстояло разделить горькую судьбу своих охолощенных сородичей. Двухлетний породистый здоровяк, разумеется, ни о чем не догадывался. Он с наслаждением конался в мусоре, и сильное короткое рыло его вспарывало землю, словно лемех тракторного плуга. Пока кабан беззаботно занимался своим делом, Глахуна стоял под навесом и правил бритву на свисавшей с гвоздя уздечке.

– Жалко кабана, дядя Глахуна! Не надо холостить его!
– попросил Бачана.

– Нечего ему одному рыскать по лесу

этаким женихом! Здесь хоть семь дней скачи, ни одной свиньи не сыщешь! Вот охолостим его, тогда забот у него, кроме как о пище, не будет! Остепенится, мяса нагуляет, вот увидишь!
– успокоил Глахуна Бачану.

– Ну, знаешь, наш Сипито тоже один бродит по лесу, однако не холостим же мы его!
– вступился за кабана Иона Орагвелидзе.

– Эй ты, дармоед, если б тебя самого вовремя охолостили, не было бы теперь на свете твоего гениального наследника! Семнадцать лет болвану, а грушу от яблока не отличит!
– выпалил вышедший из-под навеса Сипито.

– От болвана слышу! Мой мальчик в детстве с дерева упал, что известно каждому! А ты? В жизни своей ни разу даже не поскользнулся, а девять лет сидел в первом классе! Забыл?

– Глахуна, - обратился Сипито к заведующему фермой, - давай приступим к делу, иначе этот сукин сын со свету нас сживет! Знаешь ведь, язык у него вывалян в коровьем навозе!

– Глахуна, скажи по совести, кто из нас прав?
– призвал Иона в свидетели Глахуну.

– Обоим вам следует вырвать языки, и я займусь этим, как только покончу с кабаном!
– пообещал Глахуна, потом провел по ногтю большого пальца лезвием бритвы и продолжал: - Хватит вам дурака валять, ловите кабана!

– Куда нам тягаться с ним! Видишь, он скоро землю насквозь протрет! заявил Иона.

– Почеши-ка ему живот!
– посоветовал Глахуна Бачане.

Бачана вынес из сарайчика горсть желтой кукурузы и направился к кабану.

– Хрю-хрю-хрю!..

Кабан поднял вверх рыло и, увидев кукурузу, помчался к Бачане, смешно шевеля ушами.

– Вот дурак, сам бежит к эшафоту!
– пожалел Иона кабана.

Сипито приготовил подогретую воду и золу, Иона принес веревку. Глахуна сложил бритву, засунул ее за пояс, вытащил из подседельного войлока огромное сапожное шило с продетой шелковой нитью и стал закручивать рукава.

– Чеши, чеши!
– крикнул он Бачане.

Бачана присел перед кабаном на корточки и стал чесать ему живот. Кабан похрустывал кукурузой и не обращал на Бачану внимания. Покончив с едой, он вдруг замер, закрыл глаза и захрюкал от удовольствия. С минуту он предавался наслаждению стоя, потом припал на передние ноги, завалился на бок и застыл.

– Эх, глупое создание, не ведаешь ты, чего лишаешься ради двух зернышек кукурузы!
– проговорил Иона, набрасывая петлю на заднюю ногу кабана. Тот даже не шевельнулся: лежал с закрытыми глазами и похрюкивал. Бачана чесал ему живот обеими руками.

Кабан почуял неладное, когда Иона связал в вторую его ногу. Он рванулся, но было уже поздно. Сипито восседал на кабане верхом. Иона держал его за уши. Бачана стоял тут же и с волнением

ожидал дальнейших событий. Пока Глахуна теплой водой мыл кабану место предстоящей операции, тот визжал вполголоса. Но вот Глахуна раскрыл бритву, и... душераздирающий визг животного разнесся по всей округе.

– Завязал бы себе рот, напустишь, чего доброго, в рану заразы, сказал Глахуне Сипито.

– Держи язык за зубами!
– огрызнулся Глахуна.

Операция продолжалась. От визга кабана, казалось, расколется небо и обрушатся горы.

– Ну и вопит, черт бы его взял!
– сказал Сипито.

– Поглядел бы я на тебя, как бы ты вопил на его месте!
– ответил Иона.

– Начал, да?
– предупредил его Сипито.

– Ладно. Но будь я Сталиным, я бы после окончания войны вызвал бы Глахуну и велел ему сделать точно такую операцию Гитлеру и всем в его шайке!
– сказал Иона.

– Не знаю, как у других, но у Гитлера, по-моему, и оперировать нечего... Жены и детей у него нет, и желания, говорят, никакого... разгласил Сипито тайну имперской канцелярии.

– Вообще-то людоедство - свойство всех оскопленных... Ага-Мохаммед-хана* помните? Который Тбилиси спалил. Так он ведь тоже был того... Надеялся на серные бани... А когда ничего у него не вышло, разозлился и велел сжечь город, - выдал Иона в свою очередь тайну шахского двора.

_______________

* А г а-М о х а м м е д-х а н - шах Ирана, разоривший в 1795 г.

Тбилиси.

– Ну, дорогой мой, если бы серная вода помогала, то наша Ефросинья была бы самой богатой женщиной на свете, - у нее во дворе целый серный источник!
– Глахуна наложил последний шов, обрезал нитку, вытер со лба пот тыльной стороной окровавленной руки и, кряхтя, встал.
– Отпустите кабана!
– приказал он.

Сипито и Иона освободили связанное животное и посторонились. Кабан сперва не поверил в наступивший конец ада и продолжал визжать. Потом, почувствовав облегчение, он вскочил на ноги, потоптался на месте и вдруг бросился к лесу.

– Эх, звери мы, а не люди!
– сказал Бачана.
– Что нам стоило напоить его перед операцией водкой?

– Дай-ка помыть руки!
– попросил его Глахуна.

– Взял ты грех на душу, Глахуна Керкадзе!
– упрекнул Сипито заведующего.
– А ну как встретится он в лесу со свиньей, ведь опозорится, несчастный!
– И Сипито проводил печальным взглядом бегущего кабана.

– Ладно, посмеялись, и хватит! Подоите скотину, если есть что доить, и гоните ее сюда!
– прикрикнул Глахуна на товарищей.
– А ты? Чего ты уставился на кабана?!
– повернулся он к Бачане.
– Иди подои сегодня козу Гено, твоя-то завтра должна отелиться. И смотри у меня! Выпьешь молоко до последней капли! А то, вижу, обманывать стал! Осмелел больно! Гляди! Разобью кувшин о твою глупую башку!

Бачана молча отправился доить козу.

– Дай бог тебе здоровья и жизни на сто лет, Глахуна!
– сказал Иона, когда Бачана скрылся с глаз.
– Спас ты ребенка! Не узнать его! Морда кровь с молоком.