Законы подлости
Шрифт:
Руперт думал несколько секунд, а потом задумчиво спросил:
– А как же ядовитые свойства Белой бругмансии? Ведь вы же не будете спорить, что многие целители настоятельно не рекомендуют пить зелье из Сонника, либо делать это под строжайшим присмотром.
– Вы абсолютно правы, - я поставила пробирку назад в ящичек, - над этим я тоже работаю. Думаю, совсем скоро у меня поучится убрать эту не слишком безопасную особенность Сонника.
Руперт удивленно воскликнул:
– Но разве можно совсем убрать такое свойство? Разве только немного притупить.
Я обвела глазами магические куполы на столе и опустила
– Кошачья примула.
– Но у нее нет лекарственных характеристик, - Руперт не понял, почему я выбрала и это растение для своего опыта.
– Нет, но порошок из ее листьев используют во многих очищающих средствах. Многие даже не подозревают об этом, когда добавляют его в чай.
– Порошок добавляют для цвета, - согласился Руперт.
– Но кроме того, кошачья примула в чае имеет успокаивающее действие.
– Я не знал об этом.
– Это выяснил один ученный несколько десятилетий назад, мне случайно попались в архиве его отчеты. Вы сами понимаете, что это совершенно незначительное свойство, да столько трав имеет успокаивающий эффект! Подобному попасть в учебники по ботанике сложно…
– И вы думаете, что это сможет убрать опасное действие Сонника?
– Я предполагаю. То, что кошачья примула применяется в быту, как раз и привлекло мое внимание. Я опробовала много растений, которые используются, как антидоты, но все безрезультатно. Пыльца Сонника все еще имела ядовитые испарины, хоть в совсем незначительном количестве.
– По-моему, это потрясающие идеи!
– с пылом воскликнул Руперт, и я тихо засмеялась.
Астер, сопящий рядом на столе, поменял положение рук под щекой, привлекая своей возней наше внимание.
– Профессор Фольцимер знает о ваших опытах?
– Еще рано говорить о каких-то успехах.
Руперт не стал спорить или переубеждать меня. Он отлично понимал, что такое гордость ученого, и как она будет задета, если все узнают о грандиозных планах, а под конец ничего путного из задумки не выйдет.
– А основа? Сонник?
– полюбопытствовал Руепрт, уже смелее разглядывая цветы под куполами.
– Нет, это было бы опрометчиво. С такой концентрацией пыльцы весь опыт провалится.
Молодой человек потер подбородок и закивал, соглашаясь с моими доводами. Я дала ему некоторое время для того, чтобы он, может, сам догадался, какой цветок я хотела бы использовать в качестве основы для передачи ему выделенных мной свойств других цветов. Однако Руперт молчал, и я снова заговорила:
– Голубой крокус - его я использую, как основу.
– Крокус?
– переспросил Руперт, разглядывая нежный цветок с лепестками небесного цвета и усиками-листьями.
– Одно из самых нейтральных растений в нашей природной зоне. Ну, и я обожаю крокусы. Руперт усмехнулся и внезапно мотнул головой, словно отгоняя наваждение.
– Какой же я болван! Я же пришел сказать, что профессор Фольцимер хотел видеть вас.
– Сейчас?
Руперт виновата кивнул.
– Он не сказал, зачем я ему нужна?
– Нет… а еще, - молодой лаборант глянул через плечо на Марка, начавшего уже похрапывать, - попросил найти Астера и, если тот спит, разбудить его и гнать пинками доделывать отчет.
Я стянула перчатки и выключила усилитель, мысленно
Кабинет главы Совета профессоров находился на пятом этаже, почти под самой крышей, и занимал три комнаты, с личной лабораторией и библиотекой, куда попадали избранные. Простым смертным доводилось лишь стоять на красном ковре перед массивным дубовым столом, за которым профессор Фольцимер восседал, словно на троне. В каком-то плане его большое кожаное кресло троном и было.
Взглянуть, хотя бы одним глазком, на лабораторию профессора Фольцимера, с новейшим усилителем и лучшими магическими стеклами, желал каждый, кто не был удостоен звания члена Совета профессоров. В Совете за всю его историю существования было лишь две женщины, а сейчас он и вовсе состоял только из мужчин. И у меня имелись далекоидущие и честолюбивые планы стать третьей женщиной в истории, занявшей кресло в Совете Королевского ботанического общества.
Я постучалась и, получив разрешение войти, переступила порог профессорского кабинета, оказавшись как раз на красном ковре, что устилал темный паркет.
Ольберг Фольцимер не походил на каноничный образ профессора. У него не было длинных седых волос и пышной бороды, как у профессора Корбина, он не носил и твидовых костюмов. Корбин же, например, менял лишь цвет пиджаков. С Лори мы шутили, что дома у профессора костюмы развешены по цветам. На эту мысль нас натолкнула одна неделя, в течение которой Корбин появлялся исключительно в сиреневых пиджаках, и все их оттенки были различны.
Фольцимер не был и так стар, как можно было подумать, подразумевая его статус и должность. Ему было пятьдесят два, но сохранился он хорошо и выглядел максимум на сорок пять. Темные, коротко подстриженные волосы он явно подкрашивал, но никто бы не смог в этом его уличить. Всегда гладко-выбритый подбородок. Добавьте к этому статную фигуру, умные глаза и отсутствие жены, получится, что за профессором бегал весь немногочисленный женский коллектив Ботанического общества, насколько слово «бегать», вообще, уместно в таком месте. Небольшая поправка, конечно, что «весь» - это я немного преувеличила, но все работницы столовой и счетоводного отдела уж точно. Даже я в семнадцать, когда получала от него членский билет, краснела и опускала глаза, и не только из-за того, что была крайне взволнована осуществлением мечты.
Однако Ольберг все внимание к своей персоне либо не замечал, либо пресекал тут же, если находились особенно смелые дамочки. Однажды, около двух лет назад, старший счетовод подошла ко мне и попросила посоветовать, цитата: «умную книжку для ботаников, но чтоб все с пояснениями».
Так как близилось время выплат премий и зарплат, я не стала особо комментировать ее слова и просто сказала открыть школьное пособие по ботанике. А потом я своими глазами увидела, как она присаживается за стол к профессору Фольцимеру, окруженному другими членами Совета, и заводит разговор на темы, глубоко его интересующие и прямо относящиеся к роду занятия. Начала издалека - с пестиков и тычинок. Она, видите ли, не совсем поняла, что из себя представляет тычинка. В столовой, где каждое слово отражалось эхом от высоких каменных стен, тогда повисла гробовая тишина.