Зал ожидания
Шрифт:
Рано или поздно все мы отправляемся в дорогу. Кто-то, чтобы куда-то добраться, кто-то, чтобы откуда-то уйти. Ожидание тоже двояко – оно может быть продуктивным, а может быть обезоруживающим. Равно как внушительная часть жизни зарезервирована под сон, мы проводим кучу времени в ожидании, будь то очередь к стоматологу, мандраж перед выходом на сцену или трепетные мгновения, когда мы вручаем подарок близкому человеку и требовательно наблюдаем, как он тянет за упаковочную ленту. Но ожидание – не бездействие, не просто часть дороги, это тоже дорога, которую, как и всякое путешествие, мы сами наполняем смыслом.
Быть
Но пока мы здесь.
Денис Банников
Осень 2023 г.
Елена Антар
Налегке
Одно Поля знала твёрдо: в дорогу надо отправляться налегке. Дед всегда так говорил. Сам он был лёгкий на подъём. Настолько лёгкий, что однажды, в очередной раз собравшись в путь, он подкинул её вверх так, что она коснулась бантами потолка, и ушёл, чтобы больше не вернуться. В памяти остались его спина, прямая, как у мальчишки, и лёгкая походка. А ещё тощий рюкзак на одном плече. Наверное, там была зубная щётка, потому что вечером, отправившись умываться, она не нашла дедовой щётки на привычном месте. Дед, уехавший так легко и просто, контрастировал с мамой и бабушкой – полными, мягкими, слегка примятыми, ни дать ни взять две спелые груши, которые шлёпнулись с дерева и вдруг решили удрать, пока их не съели. Так они всю жизнь и удирали, непонятно от кого, непонятно почему. Они пахли одинаково – кисло-сладко, как подгнившие фрукты. Поля считала, что это из-за тяжелых авосек. Баулы, чемоданы, пакеты – всегда находилось что тащить.
Вспомнилось – вот мать катит большой чемодан. У него два колеса, но одно в дороге сломалось. Остатки крепления противно скребут дорогу – хррррр, хрррррр. А Поля идёт следом и смотрит на тонкую глубокую борозду, которую оставляет на пыльной дороге хромой чемодан. В руках у Поли – пакет с едой, которую не доели в поезде. Но там ещё осталось – хватить на сегодня и, может, даже на завтра. Большая бутылка газировки из мятого пластика – они пили прямо из горла, передавая бутылку друг другу. Красной жижи чуть меньше половины. Газ уже весь вышел. Недогазировка тёплая и совсем не вкусная, а всё равно хочется её пить и пить. Вот мама останавливается, кладёт на чемодан потёртую кожаную сумочку, вытирает пот со лба большой белой рукой. Поля хорошо помнит эту руку, ей всегда казалось, что она похожа на плавник дельфина. Сверху много, а снизу – маленький аккуратный треугольник ладони. Поля, радуясь неожиданной передышке, достаёт мятую бутылку, и вот уже неприятно тёплая, но приятно сладкая жижа льётся в горло.
Когда Поля перестаёт пить, а мама – вытирать пот, обе они смотрят на чемодан. Туда, где секунду назад лежала кожаная сумочка. Её там нет. Нет на чемодане, нет под чемоданом, нет на мамином плече, нет в пакете с едой. Её просто нет, а значит, нет всех документов и денег. Если честно, немножко денег спрятано в мамы в белье, но паспорт в лифчик не зашьёшь.
Пока Поля таращит глаза, сжимая в руках красножижную бутылку, ей прилетает затрещина маминым плавником. Куда
Но всё это продолжается недолго. Не проходит и двух минут, как появляется бабушка, которая победоносно сжимает одной рукой потерянную сумочку, а другой – ухо худого грязного мальчишки (к уху прикреплён и сам мальчишка – не подумайте дурного). «Со мной не пропадёшь, эх вы, тетери». Все плачут, Поля с мамой от радости, мальчишка – от боли, а у бабушки всегда слезятся глаза на ярком солнце.
В тот раз всё разрешилось счастливо, но когда Поля стала взрослой, она никогда не брала с собой в дорогу вещей. Всё, абсолютно всё можно купить на месте. Всё, абсолютно всё можно оставить без сожаления.
Даже человека, с которым прожила несколько лет. Но ведь несколько лет – это ещё не вся жизнь, правда? А всю жизнь она и не собиралась. Уходить нужно налегке. Каждые несколько лет она уходила от очередного возлюбленного. Этот ритуал ей невероятно нравился. Посудите сами, как удобно. Начиная отношения с человеком, не нужно прислушиваться, ёкнуло у тебя что-то или нет. Достаточно простой симпатии, чтобы нырнуть в эмоции с головой, купаться в них, отфыркиваясь от удовольствия, а когда надоест, без всяких объяснений просто отправиться в институт мозга и стереть человека из памяти. Она любила совмещать эту процедуру с переездом на новое место. Это как подстричь волосы – голове сразу становится легко, а люди вокруг даже не знают, что ты что-то с собой сделала.
Ещё один плюс процедуры – всё экологично. Твой бывший возлюбленный получает уведомление из института, что он стёрт из памяти, поэтому просьба гражданина/гражданку N не беспокоить, он/она всё равно вас не вспомнит, только примет за сумасшедшего.
Иногда ей бывало жалко расставаться с очередным временно любимым. Но чем очевиднее было это сожаление, тем быстрее она стремилась в институт мозга. Только бы не привязываться, только бы скорее почувствовать долгожданную лёгкость.
– Не уезжай, – дежурный любимый обнимал её так крепко, будто и правда мог бы не пустить.
– Я скоро вернусь, – отвечала она, пытаясь вывинтиться из его объятий. – Я буду звонить часто-часто.
Его номер она уже удалила из памяти телефона. Дело за собственной памятью.
– Давай сфотографируемся вместе, – предложила она.
– Ты же терпеть не можешь совместных фотографий?
– А на эту буду смотреть и вспоминать тебя.
Это была уже почти правда. Так делать было нельзя, вернее, не рекомендовалось институтом мозга, но она не могла удержаться. С каждым из них она делала совместное фото, а потом кидала в коробку, туго замотанную скотчем, через специальную прорезь. Когда она станет старенькой и мужчины в её жизни кончатся, она откроет эту коробку и посмотрит сразу на всех, кто у неё был. Ей уже сейчас интересно, кто они и сколько их. Ладно, сколько – она и так могла бы подсчитать, не зря же она хранила все квитанции из института мозга. Но вот что это за мужчины – на этот счёт у нее не было ни малейшего представления. Она предвкушала, как будет вглядываться в их лица и гадать, чем её привлек этот, как мог понравиться тот. Интересно, одобрит ли она старенькая свой выбор в молодости. А вдруг ей даже удастся кого-нибудь вспомнить по-настоящему?
Фотопринтер выплюнул фото, она аккуратно вывела на обороте дату.
– Ты правда будешь думать обо мне? – тоскливо спросил он.
– Конечно, – ответила она.
Они оба знали, что она врала. И Поля знала, что он знал. А если не знал, то догадывался. Но он отлично воспитан, не будет устраивать сцен. Не станет колотить посуду, не заорёт дурниной. Всё же у неё есть вкус.
– Тебе уже сорок два, а ты вся в разъездах.
– Это моя работа, ты же знаешь.
– Надо себя беречь.