Залив ангелов

Боуэн Риз

— Мне повезло хотя бы в том, что я не стала свидетельницей стрельбы, — проговорила она. — Я не присутствовала на карнавале. В тот день у меня разболелась голова, я сочла, что оркестра и шума толпы мне не вынести, и осталась дома.

— Возможно, очень мудрое решение. Там действительно было шумно, и толпа буйствовала. Но для тех, кто никогда не видел ничего подобного, зрелище оказалось очень интересным.

— У нас в Германии есть свой карнавал: фашинг, — сообщила она. — И парады часто бывают. Не вижу смысла сидеть на жесткой скамье, даже без подушки, посреди простонародья, которое будет на меня пялиться. — Тут она, видимо, сообразила, что разговаривает как раз с представительницей простонародья. — Я должна присоединиться к остальным дамам, а то меня

хватятся. Мы обязаны сидеть в молчании и горевать, но это так тоскливо и угнетает, что я на несколько минут сбежала.

— Уверена, никто не осудит вас за желание подышать свежим воздухом, — сказала я.

— Но меня не должны видеть на публике, — проговорила принцесса. — Нам положено горевать взаперти, вдали от всего остального мира.

Однако прежде, чем она успела уйти, я протянула к ней руку:

— Ваше высочество, умоляю вас не мстить в вашем горе торговцу и шеф-повару!

— Но они должны заплатить за свои проступки, и вы тоже должны! — заявила принцесса. — Я попрошу свою августейшую родственницу, чтобы она вас уволила. Нельзя допустить, чтобы вы когда-либо еще готовили для членов моей семьи.

— Я уверена, что французская полиция проверит и торговца, и тех, у кого он берет грибы, — проговорила я. — А что касается меня и шеф-повара, то у нас не было никакой возможности узнать, нет ли среди грибов одного ядовитого. Это просто ошибка.

— И тем не менее… — начала она, гневно глядя на меня.

— Вы никогда в жизни не совершали ошибок? — мягко спросила я. — И не бывали несправедливо за них наказаны?

— Нет! — с вызовом бросила принцесса. — Никогда! — Она смотрела куда-то мне за спину, и я внезапно увидела, как изменилось выражение ее лица, а в глазах появились страх и нерешительность. Потом она снова перевела взгляд на меня. — Мне надо идти. Жаль, что вам придется пострадать за вашу ошибку, но кто-то должен ответить.

Она отвернулась и бросилась бежать через газон. Я видела, как она пересекла двор и исчезла в предназначенном для королевы и ее приближенных входе в отель.

Я думала о том, как неожиданно исказилось лицо принцессы, на котором вдруг появились понимание и страх. Может быть, она вспомнила о том, как совершила ошибку? Или увидела в парке кого-то, кто ее встревожил? В конце концов, она смотрела мне за спину.

Я обернулась и тоже посмотрела в том направлении, но не увидела ничего, кроме большого газона с кустами по краям. Никаких людей не было видно. Я не понимала, зачем кому-то могло понадобиться преследовать принцессу или пугать ее, но на всякий случай дошла по газону до кустов и заглянула в них. Никого. Я была тут единственным человеком. На кустах уже распустились цветы, очень красивые, розовые и белые. Я потянулась, собираясь сорвать один из них, но в последний момент отвела руку, потому что узнала в них олеандры, а в голове зазвучал голос принцессы Беатрисы, которая объясняла своим детям: «Вон те, розовые, — олеандры, а они очень ядовиты».

ГЛАВА 33

Я застыла как статуя, не сводя глаз с трепещущих на ветру цветов — таких красивых и в то же время смертельно опасных. Листья олеандров, гладкие и узкие, очень напоминали лавровые. Я положила лавровый лист в буйабес. И тут я вспомнила, как граф жаловался, что у него в тарелке были остатки лаврового листа, в то время как я не сомневалась, что все вынула. Хорошенько припомнив, я могла бы поклясться в том, что никакого лаврового листа там быть не могло: я опускала травы и приправы в кастрюлю в специальном муслиновом мешочке, чтобы их легче было доставать. Что, если кто-то подсунул ядовитые олеандровые листья в еду, которую я посылала в спальню графа? Нужно было немедленно найти доктора Рида.

Я пересекла газон почти так же молниеносно, как принцесса София, та самая, что раньше была такой милой и мягкой, а теперь требовала наказать всех, кто мог быть как-то связан со смертью графа. Она тоже присутствовала на том пикнике и слышала, как принцесса Беатриса говорила детям про свойства олеандра.

В голове мелькали

леденящие кровь мысли. Принцесса София не пошла на карнавал из-за головной боли. Откуда же тогда ей знать, что скамьи были жесткими, королевская трибуна стояла впереди, а вокруг со всех сторон теснился народ? Возможно, ей рассказал обо всем кто-то из придворных. Или, может, она видела это сама с противоположной стороны улицы, пока ждала подходящей возможности выстрелить в своего жениха. Все вокруг были в костюмах и масках, веселые и разгоряченные из-за избыточного количества вина… Разве это не лучшее время и место для покушения? Она могла выстрелить и, когда граф упал, сорвать маску и смешаться с толпой, где было полно испуганных девушек. Потому-то револьвер и оказался в результате в кустах парка при отеле. Принцессе нужно было вернуться раньше королевы со спутниками, поэтому времени спрятать оружие где-то в другом месте не было. Все это, конечно, чистой воды предположения. Но листья олеандра?

Что ж, можно, во всяком случае, попытаться доказать, что именно они стали причиной гибели графа. Я отправилась на поиски доктора Рида и обнаружила, что он спускается по лестнице после визита к четырем нашим поварам.

— Как сегодня мои коллеги? — спросила я.

— Наконец-то стал виден свет в конце тоннеля, — ответил он. — Молодой парнишка почти совсем поправился. Те, кто постарше, еще слабы, но уже начали усваивать пишу, а это хороший знак. Могу сказать, что в какой-то момент я опасался за их жизни.

— Какие хорошие новости! — воскликнула я.

— Вы что-то хотели, мисс Бартон?

— Да. Я хотела спросить, что вы знаете об отравляющих свойствах олеандра.

Виду него стал озадаченный.

— Олеандра? Боюсь, немного. Я знаю, что он вроде бы ядовит, — и все.

— Но вам известны симптомы такого отравления?

— Скорее нет, чем да. Откуда такой интерес?

— Потому что я считаю, что граф убит вовсе не при помощи грибов, а листьями олеандра, которые кто-то подсыпал в еду, которую я отсылала ему в спальню после ранения. Мне нужно выяснить, сколько времени должен находиться в организме яд олеандра, чтобы убить человека. Понимаете, граф приходил ко мне в кухню, он так иногда делал, чтобы пожаловаться на еду, которую ему подавали. И одна из его претензий состояла в том, что в его рыбном блюде оказался лавровый лист. Но, доктор, я отчетливо помню, что весь лавровый лист был в муслиновом мешочке, и его я совершенно точно вынула. Я только что была в парке и заметила, как листья олеандра похожи на лавровые, особенно если их измельчить.

Он с недоверием воззрился на меня:

— И кто, по-вашему, мог такое сотворить?

— У меня есть определенные подозрения, но я ничего не скажу, пока вы не исследуете тело и не поймете, права я или нет.

— Очень хорошо, — сказал он. — Уверен, что инспектор из Скотланд-Ярда сказал бы, что вы хватаетесь за соломинку, чтобы снять с себя подозрения, но мне кажется, что вы девушка разумная и заслуживающая доверия. Я не вижу причин, по которым вы захотели бы причинить вред кому-то из королевской семьи, и поэтому сделаю то, о чем вы просите. Мне придется повидаться с французским коллегой, потому что в моих медицинских справочниках об олеандрах ничего нет. Наверное, в Англии для них слишком холодно.

Итак, он удалился, и мне оставалось только ждать. Я не готовила еду и держалась подальше от кухни, чтобы не навлечь на себя новые подозрения. В какой-то момент я поймала себя на том, что размышляю о Жан-Поле. Грибы выбирал именно он. И возможность подсунуть листья олеандра в рыбное блюдо у него тоже имелась. К тому же он был на карнавале, где, по собственному признанию, изрядно выпил. Мне неизвестно о нем ничего, кроме того, что он талантливый повар и замечательно целуется. Но что, если он антироялист? Что, если он устроился на работу в отель с намерением расправиться с семьей королевы? Я покачала головой. В такое мне не верилось. А еще мне не хотелось верить, что я сильно им увлечена и что он первый мужчина, рядом с которым я почувствовала себя по-настоящему живой.