Залив Полумесяца

Фаблер Лана

– За свиней.

Алонсо моргнул в потрясении, ожидавший услышать что угодно, но только не это.

– Простите… – с усмешкой недоверия проговорил он. – Вы предлагаете выпить за… свиней?

Сказав это, он, прислушиваясь к себе, чуть сдвинул брови, как будто что-то его смутило или напрягло.

Рука его рассеянно скользнула по груди, и Алонсо под жадным взглядом Сиеры скованно отставил свой кубок на стол и сжал холеными пальцами бордовый бархат своего одеяния в области желудка, словно хотел пробраться рукой под ткань.

Антонио со злорадством во взгляде стоял у окна, не

шевелясь вместо того, чтобы броситься на помощь или послать за кем-то. Он наслаждался этим действом, словно зритель уличного театра.

– Свиньи… Они, как и прочий скот, озабочены лишь удовлетворением желаний плоти, – вдруг резко изменившимся голосом – жестким и полным злобы – заговорила Сиера.

Стремительно бледнеющий Алонсо, у которого на лице теперь отражалась гримаса боли вместо самоуверенной улыбки, вскинул на нее испуганно-недоумевающий взгляд.

Он дернулся на стуле, видимо, попытавшись встать на ноги, но они не подчинились ему и подкосились. Алонсо с грохотом рухнул животом на стол, прямо на свою тарелку, из которой недавно с аппетитом ел.

Появившаяся из его рта густая белая пена начала медленно стекать по его волевому подбородку, кое-где окрашенная в цвет крови.

– И даже если свинью одеть в бархатный камзол и кормить ее изысканными яствами, она останется свиньей, – пугающим голосом продолжала Сиера, с неуместным удовольствием наблюдая за его агонией. – И хорошо, если она смирится с этим. Ведь известно, что делают с буйной свиньей, – Алонсо, хрипя, стал сильно содрогаться в последние мгновения своей жизни, и тогда Сиера с ухмылкой на алых губах выдохнула: – Ее режут.

В последний раз дернувшись, Алонсо медленно обмяк, так и оставшись лежать животом на столе и боковой стороной лица на его столешнице в лужице из собственной крови и пены.

Антонио с невиданным спокойствием для подобной ситуации приблизился к столу и, презрительно оглядев труп, обратил взор к своей госпоже, отставившей нетронутый кубок с отравленным вином на стол.

– Что прикажете с ним делать?

– Тебе не впервой избавляться от трупов, Антонио, – хладнокровно ответила Сиера, протянув руку к блюду с фруктами и оторвав себе веточку крупного красного винограда. – И то золото, что он привез с собой в уплату за замок, передай хозяину в качестве моей платы за него, – она отправила в рот виноградинку и задумчиво огляделась в пиршественном зале, решая, что здесь стоит переделать. – Скажи, что мы с сеньором Лотароза все уладили. И теперь хозяйка здесь – я.

– Как угодно, госпожа, – ухмыльнулся Антонио, склонив перед ней черноволосую голову.

Дворец санджак-бея в Трабзоне. Покои Карахан Султан.

Ближе к вечеру праздник из сада, в котором после заката заметно похолодало, переместился во дворец. Мужчины разместились в покоях шехзаде Махмуда, а женщины – у Карахан Султан.

Махфируз Султан и Ясмин Султан сидели по обе стороны от бабушки на тахте, их матери возле их ног на подушках. За другим столиком разместились Элиф Султан, Мелек Султан, Эсмехан Султан и Нуране Султан, а за противоположным ему – Бахарназ Султан с обеими своими дочерьми и Фатьма Султан. Под звуки музыки султанши трапезничали и беседовали, хотя нельзя сказать,

что беседа была оживленной.

Когда наступил поздний вечер, Карахан Султан велела служанкам отвести невест в их покои, чтобы их должным образом подготовили к встрече с мужьями. Их матери отправились с ними, чтобы поддержать и наставить дочерей. Карахан Султан и все собравшиеся в покоях проводили сию процессию улыбками, а после стали расходиться по своим покоям, утомленные после целого дня веселья.

Первой ушла Фатьма Султан, просто встав с подушки, поклонившись и направившись к дверям. Карахан Султан едва ли обратила внимание на ее молчаливый уход. Эту женщину в гареме не замечали.

– Доброй ночи, султанша, – уходя, поклонилась Нуране Султан с вежливой улыбкой, в которой, однако, не было ни капли тепла.

– Ступай, Нуране, – кивнула ей Карахан Султан, оторвавшись от беседы с Элиф Султан и внучками. – Поцелуй за меня моих внуков.

– Мы с моими дочерьми тоже хотели бы откланяться, – поспешила воскликнуть Бахарназ Султан, едва та ушла. – Им поутру необходимо будет отправляться в дорогу.

– Да, разумеется. Дильназ, Айше – утром непременно зайдите ко мне и к отцу, чтобы проститься.

Девушки кивнули, и, положив ладони на их спины, Бахарназ Султан подтолкнула дочерей к дверям, удалившись в их обществе.

– Вот мы и остались одни, – почему-то немного грустно выдохнула Карахан Султан, взглянув на пересевших к ней за столик Элиф Султан, а также Мелек и Эсмехан. – Даже грустно… Завтра ваши сестры покинут нас. И кто знает, когда мы еще увидимся? Когда моя семья снова соберется воедино?

– Не печальтесь, султанша, – ободряюще улыбнулась ей Элиф Султан. – Я верю, что эти дни не так уж далеки, – с намеком, понятным только Карахан Султан, добавила она. – Однажды мы снова воссоединимся.

– Дай Аллах так и будет.

Некоторое время они беседовали, наслаждаясь обществом друг друга, а после Мелек Султан решила отправиться к себе – ее ждали муж и дочь. Эсмехан Султан увязалась за ней. Они покинули покои бабушки, пожелав ей доброй ночи, и теперь неспешно ступали по коридорам родного дворца.

– Махфируз так и светилась, – с мягкой улыбкой на губах заметила Эсмехан Султан и вздохнула, как показалось, тоскливо. – Пусть радость не оставляет ее. Я бы хотела, чтобы она обрела счастье с Ферхатом Беем. Пусть будет счастлива в браке, как и ты.

– Да, жених он видный, – по-доброму усмехнулась Мелек Султан. – Из самой династии, внук султана, красив и богат – о чем еще мечтать? Отец и бабушка Махфируз всегда выделяли больше Ясмин. И это ясно по тому, какую участь они определили ей, – последние ее слова прозвучали с досадой.

– Возможно, Феридун Бей не так уж плох? Да, разумеется, он стар и вряд ли его можно назвать состоятельным, но зато он… кажется добрым человеком.

– Сомневаюсь, что его доброта сделает Ясмин счастливой, сестра, – вздохнула Мелек Султан, качнув головой. – Вспомни себя в ее годы. Чего ждет юная девушка, султанша, от своего брака? Любви. А какая может быть любовь в ее случае? Отец обрек ее на печальную судьбу. Не намеренно, конечно, но он никогда и не задумывался о нашем семейном счастье.