Залив Полумесяца
Шрифт:
– И почему вместо беспокойства я слышу в твоем голосе злорадство? – ухмыльнулся Коркут-паша, посмотрев на нее с насмешливостью. – Как ты здесь? – они говорили впервые с тех пор, как паша приехал во дворец утром.
Нилюфер Султан повернулась к мужу с хмурым лицом и посмотрела ему в глаза пустым, уставшим взглядом
– Ты же не ждешь, что я стану жаловаться на свою судьбу?
– Не жду, – подтвердил Коркут-паша. – Может, потому и уважаю тебя.
– Спасибо и на этом, – съязвила султанша, а после, ощутив толику любопытства,
– Твой драгоценный друг разве не поведал тебе об этом? – пронизывающе смотря на нее, с мрачной иронией отозвался паша.
Нилюфер Султан знала, что муж не любил ее, но, видимо, по своей природе он был собственником и ужасно ревновал ее к шехзаде Мураду, ее давнему хорошему другу, с которым они никогда не теряли связи и поддерживали ее регулярными письмами. Однажды он увидел, как султанша, читая очередное письмо от шехзаде, ласково улыбается, и, конечно же, не забыл этого. Стоило ей в разговоре упомянуть имя друга, как взгляд мужа недобро темнел. Сейчас у него был именно такой взгляд, который, однако, Нилюфер Султан нисколько не тронул.
– Нам было некогда поговорить, – раздраженно ответила она. – Шехзаде Осман толком не дал братьям поприветствовать семью. Совершенно наглым образом выпроводил нас из покоев, заявив, что он желает обсудить с братьями поход и столичные дела.
– Хорошего сынка повелитель заделал со своей предательницей-женой, – презрительно хмыкнул Коркут-паша. – Пьет, не просыхая, да наложниц меняет каждую ночь. Я уже обсудил с пашами, как шли дела в столице во время похода. Оказывается, государством все это время управлял гарем в лице Фатьмы Султан, а этот увалень даже не снизошел до того, чтобы хоть раз на совет явиться.
Нилюфер Султан знала, как ее муж относится к женщинам – как к глупым и недалеким существам, которые рождены лишь для того, чтобы делать жизнь мужчин приятнее и рожать им детей. Паша, похоже, был весьма разгневан тем, что государственными делами в их отсутствие заправляла сестра повелителя, гаремная обитательница.
– Ну теперь вы с Ахмедом-пашой вернулись и, я полагаю, Фатьме Султан больше не придется вмешиваться в политику.
– Не придется, – жестко подтвердил он. – Уверен, Ахмед-паша весьма мне в этом поможет, – голос его сочился презрением и насмешкой. – И как он только продержался столько лет в визирях с его-то умишком и полным отсутствием деловой хватки?
– Женушка помогла, не иначе, – в тон ему хмыкнула Нилюфер Султан. – Не зря же он женился на султанше.
Коркут-паша ухмыльнулся, оценив ее иронию, и, как-то странно на нее посмотрев, немного грубовато накрыл крупной ладонью щеку жены. Та против воли напряглась.
– Хотя бы немного скучала по мне, как преданная и любящая жена?
Нилюфер Султан тяжело на него посмотрела, но сидела, не шевелясь и не отнимая его ладони от лица.
– А ты? – словно в насмешку спросила она с вызовом.
Коркут-паша
– Я приду вечером.
Они с мужем давным-давно жили в отдельных покоях, и подобное обещание всегда звучало для нее подобно приговору. Нет, муж пусть и не был с нею нежен и ласков, но и жестокости больше не проявлял. Она страдала потому, что была вынуждена делить ночи не с тем, кто по-прежнему жил в ее сердце. Султанша давно перестала страдать от своих тайных чувств к другому мужчине. Они превратились в горькие воспоминания о тех жалких крохах любви, что она испытала в юности.
Да и до нее дошли вести, что там, в Генуе, Серхат тоже женился и создал семью с какой-то генуэзской красавицей принцессой с золотыми волосами, которая родила ему много детей. После смерти правящей королевы Эдже Дориа она займет престол Генуи, станет новой королевой и сделает его королем-соправителем. О чем еще можно было мечтать? Серхат, видимо, обрел свое счастье и без нее, а она была вынуждена жить одними лишь воспоминаниями о нем в семье, в которой чувствовала себя чужой и ужасно одинокой
Дворец Топкапы. Покои Айнур Султан.
Шехзаде Орхан терпеть не мог дождь и сырость, но она, наоборот, любила наблюдать за тем, как дождевые капли изливаются на землю из окутанных тучами небес. И, конечно же, терпеливо сидел вместе с нею на софе на продуваемой всеми ветрами террасе, пока сестра с тонкой задумчивой улыбкой на губах созерцала в его объятиях проливной ливень, от которого в воздухе разлилась прохладная свежесть, полная этого особенного аромата дождевой влаги.
– Так хорошо, правда? – раздался ее умиротворенный нежный голос.
Шехзаде Орхан хмуро поглядел на стену дождя, что хлестала из темно-серого неба, тяжело нависшего над Стамбулом, и выдавил:
– Да, родная.
Приподняв голову с его плеча, Айнур Султан любопытно поглядела на него и прыснула от смеха.
– С таким лицом ты, верно, ходишь на пятничное приветствие.
– Откуда же тебе знать, какое у меня лицо в пятничный намаз? – усмехнулся юноша, с любовью наблюдая за ней. – Ты ни разу не отправлялась с нами в мечеть.
– Ну… я предполагаю, что именно такое, – та легко пожала плечами. – В детстве ты никогда не любил соблюдать предписания Корана.
– Да уж, из меня не вышел такой ревностный мусульманин, как наш идеальный Мехмет.
– Ты никогда не упускаешь возможности как-нибудь его задеть, – чуть недовольно заметила Айнур Султан, снова положив голову ему на плечо и рассеянно играя пальцами с пуговицей на его кожаном дуплете. – Он все-таки наш брат…
– Я не из тех, кто упускает возможности, мой ангел, – с невыносимо самодовольным видом ответил шехзаде Орхан и невозмутимо усмехнулся, когда сестра цокнула – она не любила, когда он начинал рисоваться, а юноша делал это весьма часто. – К тому же, разве я не сказал правду?