Заложник
Шрифт:
Могло быть, что пули не расплавились, а, встретившись зоной очень горячего воздуха (или даже уже не воздуха), резко изменили направление и потеряли большую часть своей массы за счёт испарения? А удар по лицу получился слабым именно из-за потери большей части массы, изменения формы и изменения угла, под каким пули встретились с кожей? Могло? Могло! Ещё как могло. Да, скорее всего, так и было. Звучит ведь логично.
Так вот, возвращаясь к скорости: время, проведённое пулей в области действия «покрова» становится для неё критичным. А значит, и скорость, с которой она эту область преодолевает. И то, что после
Вопрос: что?
Первое, что пришло мне на ум — увеличивать пороховой заряд в гильзе, благо она порохом не «под самую крышечку» забита, и дополнительную порцию всыпать вполне реально.
Вот я и всыпал: полное содержимое второго такого же патрона, тем самым удвоив заряд. И даже ещё немного места осталось.
Когда производил пробный выстрел получившимся боеприпасом, я максимально усилил оба «покрова» на своём теле, так как подсознательно так и ожидал, что ствол не выдержит, и пистолет опять разворотит ставшим слишком мощным пороховым зарядом.
Не разворотило. И ствол, и пистолет выдержали — Артефакт всё-таки, не хухры-мухры!
И скорость полёта пули оказалась удовлетворительной. Не отличной, но удовлетворительной. Пуля смогла проникнуть примерно так же глубоко, как и стандартная, выпущенная из старого, ныне почившего пистолета. Что означало, что её импульс, минимум, утроился.
Но, честно говоря, формфактор «Лебедева» и калибр его боеприпасов меня уже начинал раздражать. Он меня ограничивал. Не позволял наращивать мощность дальше. То, чего я добился уже — это был предел. А увеличивать калибр или длину патрона самому, вот так вот с ходу, без предварительных расчётов и изменения чертежей — не вариант. Глупость это самая натуральная.
На эту «итерацию» решил уж ничего не менять, пойти с тем, что есть, «пробудив» подготовленные патроны и провести «полевые испытания». Посмотреть, насколько вообще эффективна сама идея. Можно ли вообще, в принципе, достаточно сильно ранить Гранда Артефактной пулей из вольфрама? Или же без гафния тут делать совершенно нечего… Если так, то придётся или самолёты ломать, или… бежать и прятаться.
Снова снег. Снова ночь. Снова лавочка. Снова слипающиеся глаза («пробуждение» — штука тяжёлая и выматывающая. Именно поэтому я старался свести их количество к минимуму). Снова телефон в руке. Снова шахматы. Снова игра… с тем же самым, блин, противником!
Я не знаю, как так получилось. Это ведь даже в теории почти невозможно. Вероятность наступления такого события — это девять в минус какой-то там степени процента. Вероятность того, что я нажму на поиск свободного игрока в точно ту же самую секунду, что и «вчера»… Но ведь произошло же! Невероятно, но факт.
И снова эта огненная падла прилетел ровно в тот момент, когда всё стало, наконец, интересно, когда и я, и мой партнёр полностью повторили все свои «вчерашние» ходы, получив точно ту же позицию. Пара движений буквально осталось до кульминации, до того: он меня, или я его!
Гранд прилетел. Опустился на землю в пяти метрах от меня.
Я посмотрел на него. Чуть отвёл в сторону левую руку с зажатым в ней смартфоном и выстрелил с правой из заранее приготовленного пистолета…
Бах, Бах, Бах, шшш…
«Пробуждённых»
Я выстрелил трижды.
И первые две пули попали в цель. В грудь Гранда.
Лучше бы, конечно, было стрелять сразу в голову — это было бы смертельнее. Точнее, привело бы к смерти быстрее. При самой большой удаче — мгновенно. Но! Изменение траектории в момент прохождения «покрова». Оно было. И я не знал заранее, насколько оно велико, поэтому бил в корпус. Бил на уровне пояса. Попал в грудь.
Две пули пробили тело. Третья, как и ожидалось, испарилась, не сумев преодолеть огненного барьера.
Две пули в грудь. Но ни одной точно в сердце.
Возможно, попадания и были смертельными, но Гранда они не остановили. Гранд ударил в меня струёй пламени.
Правда, ранения на нём, всё же, сказались: я почти успел увернуться. «Почти», это значит, что мгновенно испепелён оказался я не весь, а только правая моя половина вместе с, итак, ставшим уже бесполезным пистолетом.
Я остался без руки, без части плеча, с обожжённым боком и бе оружия напротив шатающегося, держащегося за грудь, но всё ещё живого Гранда Огня, снова наводящего на меня руку.
Что мне оставалось делать? Только умирать. Но умирать с улыбкой — ведь эксперимент показал эффективность метода! И в следующую «итерацию» я этого быка уже точно завалю!
Но умирать без сопротивления? Даже не попытавшись довести до конца уже почти сделанное дело?
И я сделал первое, что пришло мне в голову: поднял левую руку с пальцами, расставленными «пистолетиком» и «выстрелил» в Гранда. В глаз. Сначала, в левый, потом в правый. И «контрольный» — в лоб.
Три тихих лязга-щелчка, и три дырки сквозных дырки в голове Гранда…
Ещё секунда, и тело Гранда завалилось на асфальт спиной вперёд, практически плашмя. Гранд был мёртв. Я победил…
* * *
Глава 29
* * *
Белые стены. Белые двери. Приглушённый свет. Мигающие огоньки на разных медицинских приборах, мерное пиканье в такт с ударами сердца. Капельницы. Прибор искусственной вентиляции лёгких. Обожжённое бессознательное тело, аккуратно накрытое простыночкой, подвёрнутой так, чтобы не касаться и не закрывать страшную рану почти на треть всего тела — огромный уродливый ожёг на месте правой руки, правого плеча, оголённых и обугленных рёбер. Даже часть лица и шеи не избежали участи быть задетыми и обезображенными. Треть тела… и пациент ещё жив. Удивительно! Удивительные существа — эти Одарённые. Особенно, достигшие настолько высоких Рангов, как Ратник… или, правильнее того, кто здесь сейчас лежит на больничной кушетке, Витязем? Ведь он же, один на один, в прямом ближнем бою завалил Гранда Огня! Что ранее, считалось невозможным.