Заметь меня в толпе
Шрифт:
Он ждет...
Я спустилась на мост и направилась к башне, на ходу приглаживая волосы. Хотя какая разница, все равно растреплются, как только войду в отражение. Раньше надо было думать, когда в полицию собиралась. Кто же знал? Белые кеды, рубаха в клетку и короткие джинсы с рваными коленками. Хоть бы глаза подкрасить догадалась.
Я замерла перед дверью.
Гадство! Руки дрожат.
Решено!
Я сделала шаг и вошла в отражение.
В комнате было тихо. За окном чуть розовело утреннее небо. Тим лежал на постели, уткнувшись лицом в подушку. Он успел
Не дождался. Уснул.
Я огляделась. Мебели практически нет. Низкая кушетка, пара стульев да широкий письменный стол, зажатый между огромными музыкальными колонками.
Я прошлась по комнате.
На столе плоский монитор, пара микрофонов, какой-то прибор с множеством рычажков и бегунков, еще какие-то приборы... Рядом две книги, вложенные одна в другую, скрепки, отвертки, разные мелочи. Остальное пространство столешницы завалено музыкальными дисками. Из картонной коробки под столом извержение проводов, рядом системный блок, возле него развалились белые кроссовки. На полу бордовый персидский ковер с густым упругим ворсом, создающий в комнате подобие уюта. Стены пустые, не считая календаря с голыми девками, открытого почему-то на октябре. В углу комнаты, возле окна черный футляр, надо думать, от виолончели. Рядом на полу у стены пара стопок с какими-то тетрадями, из которых языками торчат обрывки бумажек. Я подошла и выдернула одну бумажку. Ноты...
Тим дернулся во сне и смял в кулаке простынь. На переносице проступила морщина, скулы напряглись.
Как он похож теперь на того мальчика, которого я помню. В лице опять что-то детское, знакомое, любимое. Полные губы, широкие скулы, и глаза за закрытыми веками, должно быть, те самые. А вот руки с напряженными венами и выпуклыми мышцами уже приобрели характерную мужскую рельефность. Другие руки, незнакомые. Такие не вздрагивают от несмелых прикосновений...
Я невольно залюбовалась им. Вообще терпеть не могу восторженных всхлипов да и внешняя красота меня мало интересует. Он привлек не красотой, а... грустью. В его глазах стояла совсем недетская печаль. Он уже знал что-то такое, чего и я и мои одноклассники знать не могли. Хотелось обнять его, как ребенка.
Я положила ладонь на плече Тиму. Он резко вскочил и обвел комнату мутным взглядом.
— Ты здесь?!
— Закрой глаза, — прошептала я. — Помнишь, ты всегда так делал.
Его ресницы медленно поползли вниз.
— Я как слепой, — выдохнул он. — Ты рядом, а я не могу разглядеть.
— Зато я вижу.
Я подошла совсем близко и легко коснулась его щеки. Тим молниеносно поймал запястье, притянул к себе и обхватил меня сильными руками, так что из груди выбило воздух. Он жадно перехватил мой выдох… Нас понесло куда-то с бешеной скоростью. Тяжелое, отчаянное желание бушевало в нем, прорываясь в движениях, в выражении лица, в звуке его неровного дыхания. Я задыхалась от такого натиска. В груди пылало. Стало страшно, что Тим задушит, задавит своим неистовством. Но вдруг он отстранился и грубо оттолкнул меня.
— Нет! — выдохнул он. — Давай... давай просто поговорим, ладно? — неловкими движениями он попытался
— Ладно, — растерянно отозвалась я, все еще приходя в себя от случившегося. Его поведение менялось покруче виражей на американских горках.
— Хорошо, — он еще раз судорожно выдохнул. — Хорошо… Я от тебя, как под наркотой. Мысли разбегаются.
— Что?
— Блин, чего только я не пробовал, лишь бы забыть тебя! — он зарылся пальцами в волосы и заходил по комнате.
Я почувствовала, как задрожали губы.
— Я тобой болею и не знаю, как с собой справиться! Это ведь все назло тебе! Я стал таким назло тебе, понимаешь?! Я от тебя в бешенстве!
Его слова летели в меня, как фарфоровые тарелки, отдаваясь бряцающим звоном в голове.
— Прости... Я ничего не могу изменить. Что же теперь делать?
— Что делать? — прорычал он. — А вот что: я даю тебе один шанс, всего один шанс уйти. Уходи сейчас и больше не возвращайся!
В глазах защипало.
Нельзя!
— Но, если решишь остаться — будешь моей. Моей навсегда! Больше не отпущу. Я тебя из-под земли достану и заставлю себя любить! Ты знаешь, я могу!
Он пригвоздил меня взглядом.
— Решай!
Он протянул руку к зеркалу.
— Решай!
И прежде чем кулак успел сжаться, я вложила пальцы в его ладонь.
…...
Мы сидели на кровати, тесно прижавшись друг к другу и смотрели, как занимается рассвет. Солнце красным дрожащим пятном выползало из-за крыш соседних домов. День обещал быть жарким.
— Тим?
— Угу.
Его подбородок уткнулся мне в шею.
— Ты здорово играешь на виолончели.
— Я почувствовал тебя в толпе. Почему не подошла тогда? Все было бы иначе.
— Не узнала. Потом поняла.
Я коснулась его шершавой щеки. Она вмиг стала гладкой.
— Так лучше?
Его ладонь легла поверх моей.
— Ты изменился. Стал таким... взрослым.
— Много времени прошло.
— Теперь ты знаешь ноты.
— Теперь я много чего знаю.
— И французский?
— И французский, и английский, и чешский, и… короче, не важно.
— Когда ты успел?
— Ну, оказалось, я могу быть довольно способным, когда хочу кому-то понравится. Лучше расскажи, как вы с подругой очутились на кладбище? Только не говори опять, случайно.
— Нет, не случайно. Я была в отражении, когда вы спорили с Шоно. Ну... когда он хотел выкинуть твое зеркало.
Тим кашлянул.
— Мне жаль, что ты видела меня таким.
— А мне нет.
— Обычно я не такая размазня.
— Знаю.
— Что это? — Тим принялся ощупывать мое запястье.
Он потянулся к зеркалу. Комната поплыла. Окно пропало.
Тим разглядывал в отражении мою руку. От запястья под закатанный рукав змейкой убегал шрам.
— А, да это... — я попыталась раскатать рукав, но он будто приклеился к руке.
— Ты хотела?..
Я отвернулась.
Зачем он так смотрит?
— Нет, я бы не смогла...
— Расскажи мне.
Он выслушал мой сбивчивый монолог и улыбнулся первый раз с того момента, как мы встретились.