Замогильные записки Пикквикского клуба

Диккенс Чарльз

Онъ немедленно вынулъ изъ кармана розовый платочекъ и горько заплакалъ.

— И вы были, вроятно, примрнымъ ученикомъ въ приходской школ,- замтилъ м-ръ Уэллеръ.

— Вы не ошиблись, сэръ, — отвчалъ Іовъ, испуская глубокій вздохъ, — въ училищ меня вс любили, и, сказать правду, я былъ идоломъ своихъ товарищей.

— Ну, конечно. Это меня не удивляетъ. Какимъ утшеніемъ и отрадой вы служили въ ту пору своей счастливой матери!

При этихъ словахъ полились обильные потоки слезъ и рыданій; кончики розового платка совсмъ закрыли глаза чувствительнаго

юноши.

— Какой чортъ тебя душитъ? — сказалъ раздраженный Самуэль. — Послушай ты, плакса…

— Ахъ, извините, м-ръ Уэллеръ: ей Богу, я никакъ не могу обуздать своихъ чувствъ, — сказалъ Іовъ Троттеръ. — Кто бы могъ подумать, что мой господинъ пронюхаетъ о моихъ переговорахъ съ вашимъ господиномъ? Вдь онъ все разузналъ и немедленно уговорилъ молодую двушку притвориться, будто она никогда не слыхала о немъ. Содержательницу пансіона тоже подкупилъ онъ, и въ ту же ночь, вы знаете, мы укатили на почтовыхъ. Если бы вы знали, м-ръ Уэллеръ, что теперь y него на ум! Меня просто морозъ по кож подираетъ!

— Такъ вотъ оно какъ было, — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — И вы не врете, любезный?

— Нтъ, сэръ, честное слово; поврьте моей совсти.

Въ это время они подходили къ воротамъ гостиницы.

— Очень хорошо, это мы увидимъ, — сказалъ Самуэль, — a между тмъ мн надобно кой о чемъ потолковать съ вами, Іовъ Троттеръ. Если y васъ нтъ особенныхъ занятій ныншній вечеръ, то я бы попросилъ васъ прійти въ восемь часовъ въ гостиницу "Большого благо коня".

— Извольте, сэръ, съ большимъ удовольствіемъ

— Не надуете?

— Помилуйте!..

— Ну, такъ смотрите y меня въ оба, не то я зайду опять въ зеленую калитку, и тогда… понимаете?

— Будьте уврены, сэръ, не опоздаю ни одной минутой, — сказалъ Троттеръ.

Затмъ онъ крпко пожалъ руку Самуэля, поклонился и ушелъ.

— Берегись, Іовъ Троттеръ, берегись, — говорилъ Самуэль, провожая его глазами, — на этотъ разъ, авось, мы порасквитаемся малую толику.

Кончивъ этотъ монологъ и потерявъ, наконецъ, изъ вида сердобольнаго Іова, м-ръ Уэллеръ махнулъ рукой и пошелъ быстрыми шагами въ комнату своего господина.

— Все идетъ какъ по маслу, сэръ, — сказалъ Самуэль.

— Что?

— Я отыскалъ ихъ, сэръ.

— Кого?

— Этого шаромыжника и его плаксиваго слугу съ черными волосами.

— Возможно ли! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ съ величайшей энергіей. — Гд они, Самъ, гд они?

— Помалчивайте, сэръ, теперь мы все обдлаемъ на славу.

И, помогая одваться своему господину, м-ръ Самуэль Уэллеръ постепенно раскрылъ передъ нимъ свои соображенія и планъ будущихъ дйствій.

— Когда-жъ это будетъ сдлано? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Все въ свое время, — отвчалъ Самуэль.

Но удалось ли прозорливому слуг осуществить свой планъ, мы тоже увидимъ въ свое время.

Глава XXIV. Ревность Петера Магнуса и бдственныя послдствія ночныхъ похожденій ученаго мужа

По прибытіи въ комнату, гд наканун происходило дружеское изліяніе взаимныхъ чувствъ

въ обществ дорожнаго товарища, м-ръ Пикквикъ нашелъ, что этотъ джентльменъ уже нагрузилъ на свою особу вс драгоцнности, извлеченныя изъ двухъ разноцвтныхъ мшечковъ и сраго узелка, прикрытаго оберточной бумагой. М-ръ Магнусъ, проникнутый сознаніемъ собственнаго достоинства, ходилъ по комнат взадъ и впередъ, обнаруживая вс признаки чрезвычайнаго волненія, бывшаго слдствіемъ ожиданія великихъ событій.

— Здравствуйте, сэръ, — сказалъ м-ръ Магнусъ.

— Съ добрымъ утромъ, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ.

— Каково? Что вы теперь скажете, сэръ? — сказалъ м-ръ Магнусъ, охорашиваясь въ своемъ новомъ фрак и драгоцнныхъ панталонахъ.

— Да, это непремнно произведетъ должный эффектъ, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ, съ улыбкой обозрвая чудодйственный костюмъ.

— Надюсь, — сказалъ м-ръ Магнусъ.- A я ужъ отправилъ и карточку, м-ръ Пикквикъ.

— Право?

— Да, любезный другъ. Слуга воротился съ отвтомъ, что она согласна принять меня въ одиннадцать часовъ. Остается всего пятнадцать минутъ, м-ръ Пикквикъ.

— Ужъ недолго.

— Очень недолго, и, сказать правду, сэръ, мое сердце начинаетъ биться слишкомъ сильно: что вы на это скажете, м-ръ Пикквикъ?

— Ничего особеннаго: это въ порядк вещей.

— Надобно быть любезнымъ, м-ръ Пикквикъ, это главное.

— И откровеннымъ — это, можетъ быть, еще главне.

— Мн кажется, сэръ, — сказалъ м-ръ Магнусъ, — что я вообще слишкомъ откровененъ по своей природ; это моя слабость, порокъ въ нкоторомъ отношеніи.

— Напротивъ, это прекраснйшая черта въ вашемъ характер,- возразилъ м-ръ Пикквикъ.

— Однакожъ, знаете ли что: трусить никакъ не должно въ такихъ длахъ. Зачмъ и для чего? Тутъ нечего стыдиться: это въ нкоторомъ отношеніи, дло самой природы, ея неизмнный законъ. Супругъ на одной сторон, жена на другой, — вотъ и все. Такъ, по крайней мр, я смотрю на эти вещи.

— И вы смотрите съ истинной, философской точки зрнія, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ. — Нашъ завтракъ готовъ, м-ръ Магнусъ, — пора.

Они сли за столъ и принялись пить чай, закусывая пирожками, телятиной и масломъ. М-ръ Магнусъ, несмотря на свою хвастливость, страдалъ въ значительной степени припадками трусости и главнйшими признаками этого чувства были: потеря аппетита, склонность опрокидывать чашки и непреоборимое влеченіе смотрть каждую минуту на часы.

— Хи-хи-хи! — заливался м-ръ Магнусъ, стараясь притвориться развязнымъ весельчакомъ. — Остается только дв минуты, м-ръ Пикквикъ. Что я блденъ?

— Не очень, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ.

Кратковременная пауза.

— Прошу извинить, м-ръ Пикквикъ, но я хотлъ бы знать: вы въ свое время ничего не длали въ этомъ род?

— То есть, вы говорите относительно предложенія?

— Да.

— Ничего, никогда, — сказалъ м-ръ Пикквикъ съ величайшей энергіей. — Никогда!

— Стало быть, вы не можете имть и понятія о томъ, съ чего обыкновенно мужчина долженъ начинать такія дла, — сказалъ м-ръ Магнусъ.