Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Ха! ха! ха! — залился м-ръ Уэллеръ.
— Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, бросая сострадательный взглядъ на несчастнаго сочлена, приведеннаго въ крайнее смущеніе нескромными выходками.
— Что прикажете, сэръ?
— Перестаньте хохотать.
— Слушаю, сэръ.
И м-ръ Уэллеръ, поджавъ животъ, принялся выдлывать позади телжки самыя уморительныя гримасы къ величайшему наслажденію мальчишки въ кожаныхъ штанахъ, который безъ церемоніи принялся хохотать во все горло, за что и получилъ толчокъ отъ долговязаго лсничаго, воспользовавшагося
— Браво, любезный другъ! — воскликнулъ старикъ Уардль, обращаясь къ м-ру Топману, — вы-таки выстрлили на всякій случай.
— О, да, — отвчалъ м-ръ Топманъ, проникнутый сознаніемъ собственнаго достоинства, — я выстрлилъ!
— И очень хорошо. Въ другой разъ, авось, попадете во что-нибудь, если пристальне будете смотрть. Не мудрено вдь?
— Совсмъ не мудрено, — сказалъ м-ръ Топманъ, — только я чуть не отскочилъ назадъ, когда прикладомъ ударило меня въ плечо. Я вовсе не думалъ, чтобы могли такъ брыкаться эти огнестрльныя штучки.
— Ничего, любезный другъ, скоро привыкнете, — сказалъ улыбаясь старый джентльменъ. — Ну, теперь въ походъ. Что телжка?
— Готова, сэръ.
— Пошевеливайтесь.
— Держитесь крпче, сэръ, — сказалъ Самуэль, принимаясь за свое дло.
— Держусь, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ.
И общество скорыми шагами пошло впередъ. Разъ только должны были они остановиться y плетня при переправ на другое поле. Съ помощью своихъ учениковъ м-ръ Пикквикъ благополучно перелзъ черезъ плетень, и еще благополучне м-ръ Уэллеръ перебросилъ походную телжку.
— Теперь, м-ръ Винкель, — сказалъ старикъ Уардль, — совтую вамъ идти подл меня. Смотрите, не опоздайте въ другой разъ.
— Нтъ, ужъ теперь не опоздаю, — сказалъ м-ръ Винкель. — Что? Не указываютъ ли он?
— Покамстъ еще нтъ. Идите тише.
Все было тихо и спокойно, если бы м-ръ Винкель производя какую-то запутанную эволюцію со своимъ ружьемъ, не выстрлилъ совсмъ нечаянно въ одну изъ критическихъ минутъ черезъ голову мальчишки, въ то самое мсто, гд могъ бы быть мозгъ длиннаго лсничаго, если бы онъ подвернулся вмсто вертляваго мальчика.
— Какой чортъ надоумилъ васъ на эту штуку? — сказалъ старикъ Уардль, когда птицы, безъ малйшаго вреда, разлетлись по воздушному пространству.
— Въ жизнь не видалъ я такого гадкаго ружья, — отвчалъ бдный Винкель, съ недоумніемъ и досадой разсматривая курокъ, какъ будто въ устройств его заключалась какая-нибудь важная ошибка. — Оно стрляетъ само собою, провалъ его возьми!
— Само собою! — повторилъ Уардль сердитымъ тономъ. — Этакъ, пожалуй, оно само собою убьетъ кого-нибудь изъ вашихъ рукъ.
— Этого, авось, намъ недолго дожидаться, — замтилъ долговязый лсничій пророческимъ тономъ.
— Что вы хотите сказать этимъ? — сердито спросилъ м-ръ Винкель.
— Ничего, сэръ, будьте спокойны, — отвчалъ лсничій, — я человкъ одинокій, a мать этого мальчика исходатайствуетъ пенсію отъ сэра Джоффри, если сынъ ея будетъ убитъ на его земл. — Заряжайте свое ружье, сэръ,
— Отнимите y него ружье! — закричалъ м-ръ Пикквикъ изъ своей телжки, пораженный ужасомъ при этихъ мрачныхъ предсказаніяхъ лсничаго. — Эй, кто-нибудь! Отнимите y него ружье!
Никто, однакожъ, не хотлъ повиноваться грозному приказанію ученаго мужа. М-ръ Винкель бросилъ на него возмущенный взглядъ и спокойно зарядилъ ружье. Общество опять пошло впередъ.
Основываясь на запискахъ м-ра Пикквика, мы обязаны здсь довести до свднія читателей, что м-ръ Топманъ вообще обнаружилъ въ настоящемъ случа гораздо боле проницательности и благоразумія, чмъ м-ръ Винкель, что, впрочемъ, отнюдь не можетъ относиться къ униженію достоинствъ этого послдняго джентльмена. М-ръ Винкель изслдовалъ полевое искусство со всхъ сторонъ и справедливо заслужилъ въ этомъ отношеніи громкую извстность; но м-ръ Пикквикъ основательно замчаетъ, что теорія и практика — дв вещи совершенно разныя и нердко даже противорчащія одна другой. Дознано съ незапамятныхъ временъ продолжительнымъ рядомъ вковъ, что многіе отличные философы, яркія свтила мудрости на ея теоретическомъ горизонт, оказывались совершенно неспособными для практической жизни.
Процессъ м-ра Топмана, подобно многимъ возвышеннымъ открытіямъ, былъ самъ въ себ чрезвычайно простъ и ясенъ. Съ быстротою и проницательностью геніальнаго человка, онъ вдругъ понялъ и сообразилъ, что надобно въ настоящемъ случа держаться двухъ существенныхъ пунктовъ: должно, во-первыхъ, палить такимъ образомъ, чтобы не сдлать вреда своимъ собственнымъ костямъ, и во-вторыхъ, палить такъ, чтобы не было никакой опасности для присутствующихъ. При соблюденіи этихъ двухъ условій, остаётся только — зажмурить глаза какъ можно крпче и выпалить на воздухъ.
Случилось однажды, что м-ръ Топманъ, посл успшнаго выполненія всхъ этихъ условій, открылъ глаза и увидлъ въ воздух застрленную куропатку, падавшую на землю. При этомъ онъ уже хотлъ принести обычное поздравленіе м-ру Уардлю, какъ вдругъ этотъ джентльменъ, подбжавъ къ нему, съ жаромъ схватилъ его руку.
— Это вы, Топманъ, подстрлили? — вскричалъ м-ръ Уардль.
— Нтъ, — сказалъ м-ръ Топманъ, — нтъ!
— Не запирайтесь, Топманъ, вы… вы… я видлъ собственными глазами, я наблюдалъ, какъ вы мтили, и могу васъ уврить, лучшій охотникъ въ мір не обнаружитъ высшаго искусства. A я, скажите пожалуйста, воображалъ, что вы совершенный новичокъ въ этомъ дл. Нтъ, Топманъ, теперь меня не проведете.
Напрасно м-ръ Топманъ протестовалъ съ улыбкой самоотверженія, что онъ не бралъ ружья въ руки до этой поры: эта самая улыбка служила, нкоторымъ образомъ, обличеніемъ въ притворств. Съ этой минуты слава м-ра Топмана утвердилась на прочномъ основаніи однажды навсегда.
Намъ извстно изъ достоврныхъ источниковъ, что многія блестящія славы въ этомъ подлунномъ мір пріобртаются съ такою же легкостью, съ какою м-ръ Топманъ, зажмуривъ глаза, подстрлилъ легкомысленную куропатку. Это въ скобкахъ.