Замок де ла Кастри. Том 1

Мейерс Крис

– Пока да, – ответил Дима.

И Андрей, который все это время терпеливо ждал его решения, ответил:

– Что ж, тогда пойдем к машине.

– А Габриэль?

– Он поймет. Он будет уважать твое решение. Я передам ему, что ты хотел попрощаться, но…

Андрей легонько пихнул Габриэля в плечо носком ботинка. Грубоватый, казалось бы, жест, но Андрей проделал его с такой нежностью и заботой, светящейся в глазах, что сразу стало ясно: хозяин Приюта не имел в виду ничего плохого. Диме сразу стало спокойнее, когда он понял, что Андрей обязательно присмотрит за его новым другом. Дима едва знал его, но

жизнь Габриэля уже казалась ему важнее своей собственной.

Важнее собственной?! Дима потряс головой. И о чем он только думает?

Юноша понуро зашагал вслед за Андреем, постоянно оглядываясь в надежде, что Габриэль или Эвелин все-таки проснутся и попрощаются с ним, но этого так и не случилось. Де ла Кастри лежали на земле, будто мертвые, и Дима запретил себе оборачиваться, всю дорогу пытаясь не думать о мрачных сравнениях.

Они уже карабкались по земляным ступенькам, когда де ла Кастри что-то забормотал во сне. Он перевернулся на бок и с трудом разлепил глаза. Рядом с ним на земле лежала Эвелин, а возле нее раскрытый альбом.

Димы не было.

– Дима? – осведомился Габриэль. – Дима, стой!

Мужчина вскочил, точнее он попытался вскочить, но ноги подкосились, и он тут же снова распластался в луже грязи. Наконец, ему все-таки удалось доползти до Эвелин и растолкать ее. Вдвоем они поспешили к подъему, цепляясь друг за друга, точно старые друзья–пропойцы.

– Только не уходи, не попрощавшись! Только не уходи, не попрощавшись!

Габриэль твердил эти слова себе под нос, подобно молитве. Ночной воздух придавал брату и сестре сил, и вскоре они уже бежали. Когда Габриэль с Эвелин поднялись по скользким ступенькам и углубились в лес, опьянение как рукой сняло. И вскоре на тропе, на полпути к машине, они наконец заметили Диму. Он шел один, загребая опавшие листья ногами.

– Хотел уйти, не попрощавшись? – Габриэль навалился на него сзади. – Негодяй!

– Это ты негодяй! – воскликнул Дима. В его голосе де ла Кастри явственно услышал облегчение, а в глазах прочел неподдельную радость. – Дрыхнул на земле! Тебя невозможно было разбудить!

Де ла Кастри рассмеялся, и втроем молодые люди вышли на дорогу. Андрей уже ждал их возле машины.

– Но почему ты все-таки уходишь? – спросил Габриэль, развернув Диму лицом к себе и нагнувшись, чтобы лучше его видеть.

– Мне нужно к матери, но мы еще увидимся. Обещаю.

Эвелин внезапно оттолкнула брата и заключила Диму в объятия. Потом, взяв его за руку, она молча повела его за собой, и какое-то время Габриэль не мог разглядеть их за деревьями. Когда юноша вернулся к машине, он был бледнее, чем когда его тошнило по пути в Приют.

Дима забрался на переднее сиденье.

– Ты знаешь дорогу, – сказал он Андрею, захлопывая за собой дверцу.

Эвелин отвернулась от Димы. Кажется, она плакала. Габриэль присел на корточки возле машины и заглянул в окно.

– Прощай, Габри.

– Пока, Дим.

– Мы правда еще увидимся?

Габриэль усмехнулся.

– Конечно. Я же у тебя в долгу.

– За что?

– За вкусный обед.

Оба тихо рассмеялись. Андрей терпеливо ждал, пока они попрощаются. Ночной лес притих, точно замер, вслушиваясь в разговор мужчины и подростка.

– Помни меня, – это все, что Дима решился попросить у цыгана–полукровки.

– Хорошо.

– А

я буду помнить о… – Юноша закашлялся, – о вас.

На глазах выступили слезы. Отчего-то Диме казалось, что они уже никогда больше не встретятся.

– Не плачь, прошу, – Габриэль просунул свои тонкие руки в машину и взлохматил Димины волосы. – Когда будет совсем плохо, зови. Я умею расправляться со всякими подонками, которые тебя достают.

Дима улыбнулся сквозь слезы.

– Откуда ты знаешь?

Габриэль пожал плечами.

– Зови.

– Я позову. Прощай, Габриэль.

Тихо завелся мотор. Андрей отжал педаль сцепления, и машина кряхтя стала набирать скорость. Дима помахал из окна рукой, и Габриэль ответил ему. Эвелин помахала куда-то в сторону: из-за слез, застилавших глаза, она не видела машины.

Де ла Кастри обхватил сестру за плечи.

– Не плачь. Он вернется. Я точно знаю.

Забрызганный грязью «Форд» скрылся за поворотом.

К тому времени, как Дима вернулся домой, его куртка насквозь успела пропитаться сигаретным дымом, а самого юношу шатало. Ему было так плохо, что он уже не понимал, от чего мучается больше: от того, что пришлось бросить своих первых в жизни друзей или от того, что он сделал матери так больно.

Вдобавок ко всему, пытаясь заглушить невыносимую душевную боль, Дима потерял счет числу выкуренных сигарет, и теперь ему было по-настоящему худо. Одурманенный, не чувствующий земли под ногами, Дима хлопнул дверцей машины и, ни разу не обернувшись, зашагал к дому, бросив Андрею через плечо лишь лишенное интонаций: «Пока». Он точно знал, что завтра не сможет встать с постели.

Дома его, к сожалению, ждал не скандал, а слезы, а это, по мнению подростка, было в сто раз хуже любых скандалов. Его мать сидела на диване, рядом с ней лежал телефон, а из трубки, валяющейся на полу, доносились протяжные гудки. Ее седые не по годам волосы волнами ниспадали на плечи. Лицо покрывали морщины. Казалось, за этот день она состарилась на несколько лет.

– Я вырастила тебя, – начала она, не поднимая головы, когда Дима подошел и встал рядом с ней. – Все отдавала только тебе. А ты… ты… Посмотри на себя! Ты как твой отец! Ты как будто его точная копия! Исчезаешь! Вечером я не нахожу тебя дома! Ты просто пропал, а теперь вернулся как снег на голову, и от тебя несет перегаром так же сильно, как от твоего отца когда-то…

Голос ее с каждым словом становился все слабее. Этот безумный день отнял у нее все силы. Дима молча побрел в ванную.

– Тебе даже нисколько не совестно! – слабо выкрикнула она ему вслед.

Дима не ответил, как ему на самом деле было совестно. Не просто совестно, тошно! Так плохо, что он даже не мог ничего ей возразить, и только короткий стон сорвался с его губ. Стон, который никто не услышал.

Когда он днем садился в машину с Габриэлем, разве он мог подумать, что их поездка затянется до утра следующего дня? Да, он осознал, что не вспоминал о матери до последнего, но разве он был виноват в этой внезапной забывчивости? Счастье, которое он вдруг приобрел, затмило для него все на свете. Одиночество, ответственность – все эти понятия ушли на задний план, по сравнению с тем, что кто-то, наконец, нашел его, понял, а главное – полюбил.