Замок де ла Кастри. Том 1
Шрифт:
Андрей поднялся и направился к цыганам, стоявшим возле ближайшего вардо. Трое широкоплечих мужчин не танцевали и не пели, только мрачно следили за остальными, пряча лица за кружками. Андрей что-то сказал им, вызвав у одного из них снисходительную улыбку.
Дима почувствовал, как руки Эвелин обвились вокруг его талии. Сестра Габриэля села рядом и положила голову ему на плечо.
– Ты чего такой хмурый? Здесь все живут, как хотят.
– А ты как хочешь жить?
– Я хочу убежать куда-нибудь с тобой, – без промедления заявила она, и Дима
Всю жизнь девушки не обращали на него ровно никакого внимания из-за того, что он был Другим. Их отталкивал его больной черный глаз, который то и дело вращался в глазнице сам по себе, их пугал Димин ум, даже его способность мастерить своими руками. Юноша никогда не считал себя уродом, но полагал, что вряд ли когда-нибудь сможет обзавестись семьей, хотя бы потому, что все Калеки рождались бесплодными. Все в школе знали об этом, и сей факт нередко становился отправной точкой для новых издевательств и отвратительных шуточек.
Дима недоумевал, чем он мог понравиться Эвелин. Неужели она не видит, что он Калека? Не понимает, что это значит? Не может осознать, насколько он жалок и бесполезен…
– Эй, дорогой! – тяжелые Димины раздумья внезапно прервала старая цыганка. – Хочешь, погадаю тебе, м?
Дима забормотал, что в гадания не верит, но Эвелин заставила его протянуть старой женщине руку. Та долго молчала, держа его ладонь в своей, а потом медленно заговорила, поворачивая ее и так и этак.
– Жизнь твоя будет очень долгой. Много в ней будет трудностей, но ты справишься со всеми…
Дима хмыкнул:
– Как будто я сам этого не знаю.
– … но почти всю жизнь ты будешь несчастлив.
Юноша нахмурился и попытался выдернуть руку. Только сейчас он заметил, что цыганка впала в глубокий транс.
– Смотри, вот линия, чья-то судьба переплелась с твоею тесно-тесно. Умрете в один день. А любовь… любовь в твоей жизни… беда… вижу будет…
– Слушай ее чаще! – Габриэль прервал гадание, грубо толкнув женщину в плечо. – Она уже предсказала тебе смерть?
Дима медленно покачал головой.
– Габриэль, как ты можешь? – возмутилась цыганка. – Я ведь даже денег не беру!
– Иди, иди, – отмахнулся Габриэль, и обиженная женщина ретировалась.
– Наваждение какое-то, – пробормотал Дима, потирая ладонь.
Праздник разгорался, и Дима вскоре позабыл о цыганке и гаданиях. Все пели, смеялись от души, и юноша чувствовал себя таким же счастливым, как и Габриэль, который словно преобразился этой ночью. Будто и не было долгих лет упорной работы, несчастий, голода и потерь. Его друг сиял своей неестественной и грубой красотой и дарил радость всем вокруг.
Поцеловав в щеку, Эвви вскоре заснула рядом с ним. Цыгане и обитатели Приюта стали расходиться, а Дима еще долго просидел на бревне, переворачивая листы старого черного альбома, который сестре Габриэля удалось сохранить на радость брату. Картинки расплывались перед глазами из-за выпитого
Рисунки в альбоме казались невероятно древними. Дима чувствовал, будто держит в своих руках чью-то долгую историю жизни. Его до глубины души поражали женщины и мужчины, изображенные на портретах. Все они имели какие-то общие черты, по которым можно было определить, что в альбоме собраны изображения представителей одного рода. Габриэль, несмотря на цыганскую кровь одного из своих родителей, несомненно, принадлежал к потомкам этих древних аристократов. Стоило лишь посмотреть на его высокий лоб, выдающиеся скулы и большие печальные глаза.
На внутренней стороне обложки красовалась выведенная серебряными чернилами надпись.
– Де ла Кастри, – с трудом разобрал Дима выцветшие от времени слова.
Опять та самая фамилия, которая упоминалась за сегодняшний день уже несколько раз. Вздохнув, юноша отложил альбом и увидел, как в круге света от костра появился его друг. Габриэль шел, шатаясь и громко икая, держа в руке пустую бутылку. Не дойдя нескольких шагов до бревна, на котором сидел Дима, он рухнул на землю лицом вниз и громко захрапел.
Дима улыбнулся. Этот человек очень нравился ему. Он считал, что Габриэль – обедневший аристократ, беженец из Парижа, попавший в Петербург после Взрыва. Возможно, его родственники носили графский титул когда-то и могли похвастаться близкой связью с этими самыми де ла Кастри (что, правда, слегка пугало Диму), но Взрыв сумел покалечить многие жизни. На долю Габриэля наверняка выпало немало бед, поэтому подросток был рад, что помог ему.
– Стоп, – мысли юноши внезапно закружились вокруг него самого.
Он вскочил на ноги. Остатки алкоголя тут же выветрились. Бросившись к Габриэлю, Дима начал трясти его, стараясь разбудить.
– Габри! Мне же нужно домой! – зашептал он, с трудом перевернув Габриэля на спину и убрав с его бледного лица мокрые листья. – Меня мама ищет вовсю! Я же уехал с тобой днем, ничего не сказав, а сейчас уже… Дьявол, сколько сейчас времени, я даже не знаю! Габриэль, очнись! Мне нужен Андрей! Пусть он отвезет меня! Мне очень нужна твоя помощь!
Но де ла Кастри пробубнил в ответ что-то нечленораздельное, и Диму окатило несвежим дыханием изо рта. Глаза мужчины оставались закрытыми. Казалось, разверзнись сейчас земля под ними, его и это не разбудило бы.
К огромной Диминой радости на шум из-за вардо вышел Андрей.
– Что случилось?
– Мне нужно домой! Срочно! – взмолился Дима.
Андрей помрачнел. Засунув руки в карманы, он медленно приблизился к юноше.
– А ты в этом уверен?
Дима хотел без раздумий ответить «да!», но вдруг застыл между братом и сестрой, спящими на земле. Здесь он нашел себе друзей. И это он-то! У него ведь никогда не было друзей! Но как бы ему ни хотелось остаться, он был еще слишком привязан к дому и матери, к которой, несмотря на постоянные ссоры и полное непонимание, все-таки питал привязанность.