Замок де ла Кастри. Том 1
Шрифт:
– Часов восемь, – бросил Андрей так, словно это был какой-то пустяк, и юноша тяжело откинулся на сиденье.
Несколько раз за эти восемь часов Габриэль просил остановить машину, чтобы выйти, и каждый раз возвращался к ним с улыбкой до ушей. Иногда его обуревали приступы безудержного хохота, и замолкал он только тогда, когда Андрей начинал угрожать ему изъятием всех наркотиков.
Но чаще всего Андрея вынуждал останавливаться Дима. Он, как оказалось, не переносил езду в автотранспорте. Подросток едва успевал высунуться из машины, как его тут же выворачивало наизнанку.
– Извини, – прохрипел Дима, забираясь в автомобиль после очередного извержения. – Я скоро облюю тебе весь салон.
– Ничего, – отозвался Андрея, протягивая ему пакет. – И не таких возили.
В ответ Диму снова стошнило.
После пяти часов мучительной для Димы езды Андрей остановил машину посреди пустынной дороги и вышел, попросив друзей оставаться на месте. Вернулся он с таблетками и бутылкой воды. Дима не стал спрашивать, откуда Андрей взял все это, и, проглотив несколько таблеток, тут же заснул.
Они уже давно выехали из города. Стоял конец сентября. Непривычно быстро темнело. По обе стороны дорогу окружал лес, и де ла Кастри пожалел, что Дима отключился. Ведь осень раскрасила природу вокруг ярчайшими красками.
Дикий восторг обуял Габриэля, и ему захотелось плакать от счастья. Всю жизнь пробродив в центре полуразрушенного после Взрыва города, он никогда еще не видел такой красоты. Он и не знал, что природа способна на такие чудеса.
Земля вокруг была устлана желтыми и красными листьями. Сквозь них местами проглядывали пучки все еще по-летнему сочной густой травы. Несколько упавших деревьев лежали вдоль дороги. Их смерть была естественна, и мох аккуратно покрывал разлагающиеся под редкими лучами солнца древесные тела. Хотелось крикнуть Андрею: «Остановись! Дай мне потеряться в этом лесу! Дай сделать все то, к чему так стремится рвущаяся на волю душа!»
Габриэль вдруг ясно понял, что всю жизнь за исключением редких дней, проведенных с табором и отцом, он был лишен самого главного – природы. Того, что, как оказалось, всегда было частью его существа, того, к чему он подсознательно вечно стремился, когда подолгу смотрел в звездное небо ночами. Он бы променял все на свете на то, чтобы прожить все свои несчастные годы так, как следовало, укрывшись в этом лесу.
Однако радость Габриэля была недолгой. Лиственный лес вскоре сменился мрачными худыми елями и соснами. Обреченные вечно тянуть свои скрюченные ветви-руки к небу и лишенные надежды когда-либо коснуться его, они стояли так уже многие годы, и, казалось, простоят еще вечность.
У Габриэля заныло сердце, и он отвернулся от окна. Уставившись на свои изящные, перепачканные в наркотиках, пальцы, он вскоре задремал.
Когда машину затрясло на ухабах, Габриэль очнулся. Они съехали с дороги прямо в лес и теперь углублялись в него по маленькой тропке, словно пальцы хирурга во внутренности пациента.
Краски сгущались. Габриэль посмотрел на Диму, тот уже проснулся. Вцепившись в сиденье влажными белыми пальцами, он боролся с очередным приступом рвоты. Когда они остановились, юноша вывалился из машины и убежал в кусты. Когда
– Ничего, привыкнешь, – Андрей похлопал Диму по плечу. – Я вернусь на дорогу, посмотрю не видно ли машину и замету следы. Стойте здесь и никуда не уходите.
Габриэль в ответ махнул ему рукой.
– Как ты? – спросил он Диму, когда Андрей скрылся за деревьями.
– Словно меня пропустили через печатную машину.
– Через что?
– Не важно. Хотя странно все это… Ты ведь должен помнить мир до Великого Взрыва.
– Я и день самого Взрыва помню, – тихо произнес Габриэль и отвернулся.
Дима не стал мучить его расспросами, у него своих проблем хватало. Тяжело опустившись на капот, он уперся руками в колени, пытаясь восстановить дыхание, когда Габриэль вдруг заговорил сам.
– Моя мать была проституткой, – начал он, отойдя к деревьям. – Тогда еще правили Герцогства. Верховный Правитель Герцог де ла Кастри держал весь мир в своих руках. Другие Герцоги помогали ему. Но власть их давно устарела. Мир менялся, а они не хотели меняться вместе с ним. Они не принимали нового оружия, не принимали новых идей управления миром. Недовольных становилось все больше, и вскоре образовалось Новое Правительство, которое в итоге в открытую выступило против Старой Власти.
Габриэль замолчал. Проведя рукой по мокрому стволу одной из елей, он содрогнулся. До чего же противными были здесь деревья! Вытерев руку о джинсы, он хотел продолжить, но Дима, до этого внимательно следивший за ним, вдруг произнес:
– Ты сказал «де ла Кастри». И тогда в машине ты назвал их фамилию. Я все помню. Неужели ты принадлежишь к их роду?
– Я же сказал, моя мать была проституткой! – огрызнулся Габриэль. – Как, по-твоему, я мог принадлежать к роду де ла Кастри?!
– Ладно, ладно, – Дима примиряюще поднял руки. – Я сказал глупость. Прости. Да и начни ты сейчас утверждать обратное, я бы все равно тебе не поверил.
Габриэль, кажется, удовлетворился этим ответом и, прислонившись к одной из сосен, продолжил свой рассказ.
– Время шло, и Новое Правительство своим оружием и пренебрежением к Верховному Правителю прогневало силы, которые находятся гораздо выше нашего с тобой понимания.
Мужчина почти шептал, поэтому Диме пришлось напрячь слух, чтобы расслышать все его слова.
– Прогремел Взрыв, и многое было уничтожено. Оставшиеся в живых Герцоги еще могли объединиться и взять ситуацию под свой контроль, но они были слишком слабы и разобщены, а сам Верховный Правитель, как говорят, сошел с ума и больше не выходил из своего замка.
Новое Правительство получило власть над миром, но мир этот был размером с куриное яйцо. Когда я увидел карту, составленную после Взрыва, у меня по спине пробежали мурашки. Земля разверзлась и снова сомкнулась. Многие города поменяли местоположение, большинство Герцогств было попросту стерто с лица земли. Мы тут копошимся, как муравьи, на крошечном островке, за пределами которого лежит Бескрайнее Море, и мы не знаем, что может находиться за ним. У нас нет даже кораблей, нет ни единого шанса выбраться отсюда. Мы обречены жить здесь и угасать как цивилизация, в мире, в котором время словно бежит назад.