Замок из дождя
Шрифт:
— А в чем дело?
— А она знает?
— О чем?
— О том, что у тебя есть другая, ее точная копия.
— Кто «она»?
— Селин, конечно. Я вчера сказал ей, что она оригинал. А Джессика — копия. Молодец я?
Филипп устало смерил друга взглядом:
— Если бы перед тобой сидела Джессика, ты бы сказал, что это она — оригинал.
Сеймур засмеялся:
— Ну ты все правильно понимаешь! Ты же сам знаешь, как для баб важны такие мелочи.
Филипп вдруг неожиданно для себя самого
— Только знаешь, в чем дело?
— Э! Э! Обалдел, что ли?! Убери руки!
Филипп чуть приподнял его над полом:
— Дело в том, что ты вчера был абсолютно прав: для меня именно Селин — оригинал. А все остальные бабы мира, вместе взятые и многократно умноженные, просто меркнут перед ней! Понял?
— Понял!
— И больше ты ни слова не скажешь мне на эту тему, иначе я…
— Филипп, ты — идиот! Она же продажная девка!
На несколько секунд в коридоре повисла жуткая тишина, потом Сеймур с оглушительным треском отлетел на несколько метров и упал на пол. Филипп хорошо умел драться, к тому же сейчас имел большое преимущество в весе.
— Что ты сказал? — спросил он тихо.
— Фил, прости. — Сеймур поднимался, вытирая кровь на губе. — Просто она вчера… пока ты спал… Извини, но она согласилась пойти со мной на свидание! И не только!
Еще один удар уложил его на лопатки.
— Ты правда идиот! — заорал Сеймур.
Из кабинетов начали выглядывать любопытные.
— Я тебя сейчас размажу по полу.
— Да она целовалась со мной! Да ей все равно с кем спать, Фил!.. А!.. Кретин!
В коридоре началась паника. Драка в холле дирекции, это, знаете ли, чепэ. Тотчас забегали, закричали, Филиппа попытались удержать, но он врезал кому-то еще, причем сломал очки, тут же бросились помогать пострадавшему, потому что стекло разрезало щеку.
Сеймур не успевал принять боевую стойку, как тут же получал следующий удар и снова падал. Филипп только дожидался, когда он поднимется, и тут же снова валил его на паркет.
Сейчас он чувствовал в себе прабабкину кровь. Он не мог остановиться, он бил на поражение, он хотел убить Сеймура, а в его лице — и Джессику, и президента, и весь мир, который так враждебен к его маленькой Селин…
Потом он упал рядом с Сеймуром на колени и снова схватил его за грудки. Филипп больше не мог говорить, он хрипел:
— Если я когда-нибудь услышу от тебя хоть слово о ней, я убью тебя и сяду в тюрьму! Но мне будет приятно! Сеймур, ты — баба. Ты не мужчина, ты мерзкий, грязный сплетник! Я не верю ни одному твоему слову.
Он перевел дыхание и вдруг заорал на весь коридор:
— А ну убирайся отсюда вон!!!
Сеймур молча встал, сплюнул и, пошатываясь, пошел к выходу. Филипп остался сидеть на полу. Он смеялся. Ему было все равно, что о нем подумают остальные,
Оказывается, драться — это больно. Он понял это, когда ярость схлынула, рюмка коньяка подействовала на его измученный организм, а Джессика стала аккуратно протирать мокрой салфеткой его избитое лицо. Она молчала, только нежно прикладывала прохладную, влажную ткань к его разгоряченным скулам, губам, глазам, и Филипп против воли чувствовал невероятное блаженство. Может, у нее руки волшебные?
— Филипп, потерпи. Потерпи, милый!
— Джессика, ты не должна… Он попытался встать.
— Я не должна, конечно, я не должна, — повторяла она, улыбаясь ему, словно маленькому неразумному ребенку. — Лежи, не дергайся. Президент приедет не скоро, так что в ближайшие два часа ты в моих руках.
Она улыбалась. Филипп против воли улыбнулся тоже.
— Мне приятно быть в твоих руках.
Что он говорит?! Что он такое говорит?! Что же это такое?! Он же любит Селин, он готов душу дьяволу продать за Селин! Он только что дважды расквасил себе лицо за Селин!
— Филипп, я готова помочь тебе в чем скажешь в любую минуту. Тебе необязательно быть для этого в моих руках.
Тут же его скрутила обида, мощная и темная, словно ночная мгла. Он вскочил и отшвырнул ее салфетку, опрокинув чашку с водой.
— Да, я в твоих руках, Джессика. Вы с дядей своего добились. Только кое-чего не учли!
— О господи! Ты опять! Что с тобой сегодня, Фил? Какая муха укусила тебя с самого утра?
— Не смей называть меня Филом! Только она может так называть меня!
Он остановился, переводя дух. Что он опять говорит?! Все его женщины называли его Филом и больше никак. Джессика была единственная, кто звала его Филиппом, и именно поэтому это казалось необычным.
— Извини, Джессика. У меня едет крыша. Извини. Просто я взбешен. И обижен на тебя.
— На меня? Но за что?
— Ты сама знаешь.
— За то, что я докучаю тебе своей… своей любовью? Но я…
— Нет. — Филипп прошелся по кабинету. Голова сильно кружилась. Он снова опустился в кресло возле нее. — Скажи мне честно, ты врешь?
Она села перед ним на корточки, схватила его руки и прижала к своей груди. Маленькой, аккуратной груди, такой же, как у Селин…
Филипп скрипнул зубами.
— Ты врешь мне хоть в чем-нибудь?
— Нет! Филипп, как ты мог такое подумать?! В чем я могу тебе врать?
— Твой дядя мечтает поженить нас. И сцапать мою фирму.
Она резко покраснела:
— Какая чушь! Как это могло прийти тебе в голову?!
— Нет, это я должен сказать: какая чушь, и как это вам могло прийти такое в голову?