Замуж за врага. Его (не) любимая 2

Марлин Юлия

Хорс напряг лоб. Много линий залегли на серой коже черными узкими полосками.

— Никогда.

— А ваши братья?

— Что известно одному — знают все, что неведомо одному — не ведомо всем, — ответил он. — Простите.

Надежда, засиявшая в сердце, угасла. Княгиня кивнула. Если Хорс не слышал легенду об Отмыкателе Земли, о ней не слышал — никто.

— Если это так важно для вас, я порасспрашиваю братьев и пороюсь в старых архивах Ордена, — пообещал старик. — И обязательно сообщу.

— Спасибо.

— Пока не за что, — ответил излюбленной фразой.

— Саттэр

Хорс, я обнаружил просчет, — воскликнул Эрик. — Он в переводе. Золото шторма следует понимать, как золотой шторм.

— Ну-ка, ну-ка?

София потеряла интерес к колдовским зельям и вернулась к книжным стеллажам.

За окном шумел промозглый осенний дождь. По небу, толкаясь, плыли серые тучи. Сгущались сумерки.

* * *

Мрак после света, беспросветная ночь после дня, буря после затишья. Пожалуй, только с этим можно сравнить беспомощное состояние ужаса, который испытывает новоявленная невеста, прежде не знакомая с женихом, но обязанная выйти за него замуж.

София уже пережила эту боль, ныне жребий выпал — Верее.

Второй день княжна рыдала от отчаяния и проклинала Романа за черствость и бессердечность. Гордана и София утешали ее, как могли, но словам подруг девушка не внимала. Еще бы. Завтра ко двору прибудет наследный принц Дома Черной Кобры, сын эмира, господин Джамалутдин-аль-Хорезми, чтобы просить руки младшей дочери князя Таяна. Узнав об этом, девушка впала в истерику. Она кричала, что скорее бросится с башни в Аррейн, примет яд или заколет себя кинжалом, чем выйдет за чужака из раскаленной пустыни. А, поняв, что до брата не достучаться, выплюнула:

— Святослав никогда бы так со мной не поступил! Боги свидетели, правителем Лейда должен быть он, а не ты!

И заперлась в личных покоях.

Правда, в назначенный день все-таки пришлось стереть слезы и явиться на встречу с женихом.

По традиции Волков гостей, посланников и чужих владык принимали в Серебряном Зале дворца. Его использовали для важных торговых переговоров и торжественных церемониалов, коей являлась первая встреча будущих мужа и жены.

Роман, облаченный в белое с серебром, восседал на троне. Рядом была его супруга в сверкающем наряде, дальше — сестра в лиловом платье, расшитом серебром и золотой лентой, переброшенной через грудь.

По правую — кресло пустовало: его всегда занимал Святослав. Чуть правее — гордо расправив плечи, сидела супруга князя — княгиня София. Девушка, разодетая в традиционный наряд Дома, изо всех сил старалась сохранить невозмутимый величественный вид, но время от времени тревожно прикусывала губы — сидеть при троне Великого князя Севера было очень непривычно.

Кресла вдоль стен занимала многочисленная родня. София рассмотрела главнокомандующего армии, шута-Алексиса (от одного взгляда на которого девушку сворачивал приступ отвращения); придворных, тетушек, племянниц и многих других.

Две пары глаз смотрели на нее особенно враждебно. Эбена и Алесса.

Впрочем, их презрительные взоры волновали Софию меньше всего. Девушка покосилась на Верею. На той не было лица. Глаза опухли и покраснели, кожа посерела, красота юной северянки поблекла. Внутреннее чутье

подсказывало, Роман не спросит мнения сестры так же, как не спросил мнения у нее в начале лета.

Гордана бросала на мужа холодные взгляды, но упрекнуть не смела.

Если не выдать Верею замуж до конца года, она перейдет в ранг незавидных невест и может до конца дней остаться в «девках».

Роман трижды рассылал Золотые Ленты Великим Домам, сообщая о наследнице княжеского рода на выданье. Увы, из Семи Домов откликнулся только прямой родственник правителя пустынь.

Судя по тому, как уверенно жених постукивал каблуками по мраморным плитам коридорных полов, приближаясь в Серебряный Зал в сопровождении свиты, — намерения у араввитийца были самые серьезные.

Гость прошел в центр Зала и, не останавливаясь, двинулся к тронному возвышению. Сын эмира Хорезми мог похвастать бронзовым оттенком кожи и пухлым скуластым лицом. Большие черные глаза посверкивали из-под густых бровей, отдаваясь острым коварным взглядом. Подбородок обрамляла вьющаяся бородка. Длинные волосы аккуратно лежали на плечах, но большую их часть скрывал расшитый золотом тюрбан, один конец которого был переброшен за спину, второй — спущен на грудь. Традиционный наряд Дома Черной Кобры — кодор-ан сидел на нем, как влитой, подчеркивая широкие плечи и мускулистые руки. На поясе в изогнутых ножнах сверкала церемониальная сабля, через плечо и грудь была перекинута золотая лента — знак сватовства.

Рядом с женихом шагал низкорослый толстячок в кодор-ан и на секундочку показался Софии представителем волшебного народца карликов из сказаний северян. Скорее всего — толмач-переводчик.

Следом тянулась свита. Свободная часть несла сундуки, позолоченные подносы и кувшины, накрытые шелками и газой, тюки серебрящихся материй, другие катили бочки и мешки. Светское сопровождение Джамалутдина растеклось по Серебряной Зале гомонящей волной, и до этого громадный зал превратился в тесную каморку.

Девушка вспомнила, как впервые столкнулась с мужем у реки.

Святослав ехал с отрядом верных людей, не обремененный роскошью и блеском, какие полагались ему по статусу в уделате. Тогда он предстал перед ней простым парнем из лейдского войска, молодой, красивый, гордый. Да и потом — при новых встречах, и во время утомительного путешествия ей в голову не пришло, что доблестный командир, державшийся наравне с обычными солдатами, владыка Севера. Слишком непринужденно и открыто держался и со своими, и с чужими.

Жених-южанин и низенький переводчик остановились и поклонились.

За ними — их огромная, пестрая, как перья павлина, свита.

Переводчик начал на вполне сносном северном вэльском:

— Приветствуем тебя, правитель Севера! Принц аль-Хорезми, благословенный сын прославленного эмира, к твоим услугам, о государь ледяных огней.

— Бедная девочка, — послышались вздохи дам в адрес Вереи. — Выйти замуж за двенадцатого претендента на трон Аравитии, так себе удовольствие.

— Точно, госпожа никогда не станет правительницей. Всю жизнь будет коротать в жаркой, вонючей провинции среди немытых крестьян.