Западня
Шрифт:
— Хватит тебе пока и такого знания, девочка, — раздражённо прервал её Скагер. — Ни о какой столице не может быть и речи. Я не хочу, чтобы ты повторила судьбу своей матери.
— Я поняла, папа, — Принцесса сглотнула подступившие слёзы и остановилась.
— Вот и славно, — неумолимым движением Король высвободил свою руку. — Возвращайся в зал, я тоже скоро приду. Без меня, в любом случае, не начнут. Надеюсь, ты хорошенько подумаешь и сумеешь порадовать меня желанием, достойным наследницы трона.
Впереди, у двери Кедрового кабинета внезапно стало светло —
— Какой сегодня замечательно удачный день! — пробормотал он себе под нос, скользнул по дочери коротким непонимающим взглядом, словно уже успел забыть, как и зачем она тут оказалась, повторил: — Возвращайся в зал, Эрика, — и заторопился к кабинету.
«Вот и всё, — прошептала Принцесса и всхлипнула, — вот и всё, не будет мне Белларии… Птичка в золотой клетке — вот кто я такая!» И пусть повинна в этом старая ведьма Тангрис, одержимая ненавистью к Королеве — но обижаться на злые чары бессмысленно, никто ведь не обижается на пожары и эпидемии. По-настоящему обидным было то, что Король пальцем о палец не захотел ударить, чтобы хоть что-нибудь исправить ради своей дочери. Эрика ещё раз всхлипнула, зажимая себе рот, чтобы звук не разнёсся по коридору, потом вытерла слёзы и, путаясь в платье, побрела обратно. От праздничного настроения, и раньше неустойчивого и хрупкого, теперь не осталось и следа.
Компания за столиком, развлекавшая себя светской беседой, при появлении Принцессы примолкла, все четверо подняли глаза на неё. Братец смотрел ехидно, словно знал, о чём она говорила с отцом и чем закончился разговор, мачеха — с привычной смесью снисходительности и насмешки, герцог Пертинад — так, словно готов был проглотить девушку целиком не сходя с места, и лишь во взгляде принца Акселя мелькнуло что-то, похожее на сочувствие. Герцог с полным бокалом в руке приподнялся на стуле, устремляясь к Эрике всем своим тучным неповоротливым телом, затянутым в бирюзовую парчу и украшенным орденами, и предпринял вторую попытку произнести речь в принцессину честь:
— Ваше высочество, позвольте признаться вам, что сегодня я стократ сильнее, чем прежде, пленён вашими красотой и очарованием, хотя ещё вчера я был уверен, что быть пленённым в большей мере, чем…
Но страсть к пышным словесам подвела его и в этот раз: он прервался, чтобы набрать воздуха, и в крошечную паузу тут же втиснулся принц Аксель:
— Дорогой герцог, совсем скоро наступит момент, когда вы сможете поздравить её высочество перед всеми собравшимися — разве вы не хотите и им тоже дать возможность насладиться вашим красноречием?
Раздосадованный было Пертинад на секунду задумался и, видимо, перспектива ему понравилась, потому что он выдохнул и грузно откинулся на спинку стула. Эрика улыбнулась принцу, надеясь, что он различит благодарность в её улыбке. Аксель улыбнулся тоже, а потом перевёл глаза на одну дальних из стен, плотно завешанную
— Я разглядывал портреты, пока вас не было, Эрика. Вон та дама в костюме для верховой езды — это ваша прабабушка с материнской стороны, не так ли?
— Верно, — подтвердила Принцесса. — Меня назвали в память о ней.
— Я бы с удовольствием взглянул на картины поближе. Может быть, покажете мне других ваших предков?
Эрика ответила ему слегка озадаченным взглядом, не понимая, с чего вдруг ему не терпится посмотреть фамильные портреты. «Соглашайтесь!» — одними губами сказал Аксель. Она улыбнулась ему снова:
— Идёмте.
Взяла его под руку и пересекла зал вместе с ним, гости почтительно расступались, давая им дорогу. У портрета прабабушки Аксель и Эрика остановились, здесь рядом с ними никого не было.
— Я просто хотел увести вас от ваших славных родственников и от этого не в меру темпераментного межгорского вельможи, — объяснил принц. — Я видел, что вы вернулись расстроенной.
— Спасибо, Аксель, — от души поблагодарила Эрика.
У него была открытая и тёплая улыбка. Ни улыбкой этой, ни лицом, ни статью он не напоминал своего отца — императора Джердона, самого могущественного из континентальных правителей. От отца ему достались разве что глаза, светло-голубые и очень внимательные. Только глаза и улыбку и различала Принцесса сквозь пелену охватившей её обиды… да ещё серебряную вышивку на его тёмно-синей шёлковой рубашке, удивительным образом перекликавшуюся с вышивкой на её платье.
— Молодец наш Диграсиус, везде успевает! Не удивлюсь, если в его нарядах щеголяют все модники Континента, — со смешком заметил принц, который тоже заметил сходство. И добавил серьёзно: — У вас изумительное платье. И вам очень идут ваши фрезии, Эрика. Они такие же нежные и изысканные, как вы.
Но она была не в состоянии поддерживать разговор, даже такой любезный.
— Простите меня, Аксель. Я, в самом деле, расстроена. Мне нужно побыть одной…
— О, конечно! Давайте, я подожду вас здесь, вернёмся к столу вместе, — с готовностью откликнулся он.
Она взбежала по лесенке на балкон, опоясывающий зал; оттуда, она знала, можно перейти в какой-нибудь в тихий закуток — и сидеть там, стараясь притушить обиду, пока часы не пробьют десять и не лишат виновницу торжества права прятаться от назойливого внимания гостей. Краем глаза она заметила, что за королевским столом остался только герцог Пертинад, мачеха и брат тоже куда-то исчезли.
Ниша, отгороженная плотными бархатными портьерами от коридора, распахнутыми окнами выходила в зимний сад. Он не был предназначен для посторонних, сейчас тут было темно и тихо, и лишь луна сквозь стеклянную крышу бросала бледно-голубые блики на широкие гладкие листья тропических растений. Эрика села на подоконник и закрыла глаза, вдохнула душистый и влажный оранжерейный воздух… но не успела даже вспомнить, о чём намеревалась подумать, как внизу, прямо под ней, стукнула дверь, застучали шаги, зашелестел подол женского платья.