Запах цветущего кедра
Шрифт:
— Нашёл тебя утром, сейчас вечер. Вас бросили на острове без лодки?
— Яросвет сказал: заберёт, как только... Вода не спадает?
— Вода прибывает! Ты знаешь, где лодки?
— Они все погибнут! — она попыталась встать с топчана, однако ноги не держали. — Там нет больших деревьев. Только берёзки и черёмухи... Они гнутся. Чем выше, тем тоньше.
— Где лодки спрятаны, знаешь? — Стас уложил её на постель.
Мысль о гибели распаляла воображение, и, кажется, снова начинался бред.
— Я пришла сюда, чтоб спасти, — забормотала она. — Отроковицы верят, что потоп наслан в наказание... Огонь в наказание. .. Мы видели пожар...
Рассохин попытался напоить её молоком, но амазонка отстранялась, тряслась и сжималась в комок, хотя в землянке было
— Мне холодно... Плыть страшно, а умирать — нет. Засыпаешь — и всё...
Через минуту она расслабилась и уснула. Стас поднялся наверх, закрыл за собой люк и услышал злобный, предупреждающий брёх пса — опять по человеку. Всё время крутятся около!
— Эй, вы! — крикнул он и пошёл на лай. — У вас же есть связь! Передайте своим: женщины гибнут! Остров затопило! На деревьях сидят!
Кавказец лаял на одном месте и чтобы не спугнуть неведомых надзирателей, Рассохин остановился.
— Слышите меня? Где-то в пойме женщины тонут! Пусть гонят сюда спасателей! У меня лодки нет!
Они должны были слышать — звук под кронами, как под потолком, распространялся вглубь. Рассохин выждал, но ответа не было, и вообще никакой реакции. Однако пёс выдавал присутствие людей.
— Ко мне приплыла женщина! — он стал приближаться, не скрываясь за деревьями. — Сообщила: люди тонут! У меня нет связи! Надо вызвать МЧС! Выйди кто-нибудь! Поговорим!
Голос улетал в пустоту, а лай стал медленно удаляться.
— У вас и резиновая лодка должна быть! — Стас прибавил шагу. — Оставьте мне! Если сами!.. Эй, ну что молчите? Вас без лодки на острове не оставят! Значит, есть!
Видимо, люди побежали, злобный голос собаки полетел куда-то влево. Рассохин пробежал метров сто — бесполезно.
— Ну, сволочи! — заорал он в отчаянии. — Фас! Взять их! Фас! Рви их, тварей!
Пёс угнал их куда-то в сторону сгоревшего лагеря.
Рассохин вернулся к схрону и, открыв люк, послушал — амазонка вроде бы спала. Кавказец вернулся через полчаса, упал и вытянулся, вывалив язык.
— Пошли лодку искать, — сказал ему Стас. — Они тут ничего не тронут. Иди за мной!
Пёс послушал его, клоня голову то в одну сторону, то в другую, и не пошёл.
Вода продолжала прибывать, и там, где он недавно ещё отваживался идти со спасённой, уже было сыро. Разлив кое-где доставал кедровник, подтоплял крайние деревья, и это заставляло суетиться. Он пошёл краем суши, высматривая поля ивовых кустарников, стриженных, словно в парке, резали на корм молодые побеги. Если Галицын и спрятал дюральку, то она теперь далеко от берега, а заросли уже начинают зеленеть, перекрывать видимость, тем паче лодки у общины выкрашены в зеленоватый маскировочный цвет.
Кавказец догнал его минут через двадцать и, уставший, поплёлся сзади.
— Ищи лодку! — приказал Рассохин. — Ты же как-то почуял амазонку? Тоже далеко была.
Пёс не внимал, равнодушно наступая на пятки. Стас шёл в сторону глухой вершины курьи, где был только единожды, и то вечером. Карагач подкидывал воду, которою рассекал остров, и течение в старице было встречным. Потоки из устья и от вершины сталкивались возле мыса у северной оконечности и, образуя бесконечную цепь воронок, уносились в пойму. Казалось, кедровник, как огромный корабль, плывёт в этом безбрежном пространстве, оставляя за собой кильватерный след. Роковая река, как и тридцать лет назад, показывала свой нрав, мощный подпор воды с горных верховий образовывался за счёт заломов, плотинами встающих ниже Гнилой Прорвы. Такое случалось почти каждую весну: уровень мог подняться за одну ночь метра на полтора-два, а потом так же резко схлынуть. Однако посёлок топило редко, и по слухам, запущенным кержаками, однажды вода прибудет так, что геологи, разорившие покой на дикой реке, не спасутся. Этой мстительной молве мало кто верил, но после каждого ледохода на Гнилую пригоняли самоходную баржу — эдакий ковчег, который дежурил в посёлке, пока не сходило половодье, или бомбили с вертолётов встающие заторы. Ясашные люди считали, что это некий подземный змей выходит из недр, чтобы ему принесли человеческие
Вид бегущей вездесущей воды наполнял пространство предощущением некоей грядущей трагичности, суровый Карагач требовал очередного жертвоприношения. А ещё, как назло, с северо-запада погнало тучи, начался мелкий дождь, и вечереющее пространство быстро померкло.
— Ищи! — просил Стас, пытаясь пустить собаку вперёд. — Нюхай! Лодка, мотор, бензин!
Тот упрямо не хотел выполнять команд и даже не принюхивался, тащился позади, показывая тем самым, что он не ищейка, а только пастух и охранник. Рассохин дошёл до тупикового конца курьи, далее начинались заросли чахлого ивняка и тополей, притопленные наполовину, сильное течение выдавало близость реки, кустарник дрожал под напором воды. Кедровник здесь заканчивался, а сам остров постепенно переходил в прирусловой древний вал, поросший старым, гибнущим березняком. Изрытая мочажинами грива, словно пунктир, уходила в глубь поймы и где-то там сходила на нет. Мест, где можно спрятать лодку, тут было полно, только искать становилось бессмысленно: вряд ли Галицын станет пробиваться сквозь чащобник, тем паче по низкой воде. Но для очистки совести Стас прошёл валом чуть ли не до берега Карагача и остановился, когда на пути оказался глубокий и спокойный разлив. Река устремлялась в курью несколько выше, но зато сюда натолкало горы мусора, где можно спрятать даже линкор.
Он уже возвращался назад, когда услышал впереди редкое и неуверенное потявкивание кавказца. Лодочный мотор Стас увидел скорее, чем собаку: он лежал в развилке старой берёзы на уровне глаз, и синий колпак светился в дождливых сумерках, чуть прикрытый куском бересты.
— Молодец! — восхитился Рассохин и, вытащив «Вихрь», поставил на землю. — Теперь ищи бак! Бензин, понимаешь?
Пёс повертелся у ног и улёгся, считая свою задачу выполненной. Стас сделал небольшой круг и сам нашёл бак с вёслами, спрятанными также на дереве. Предусмотрительный опер делал это на случай высокого паводка, но ведь, подлец, женщин оставил на затопляемом острове! Лодка должна была быть где-то недалеко, однако суетливая беготня по прирусловому валу взад-вперёд ни к чему не привела. Рассмотреть что-либо в залитом кустарнике оказалось невозможно, а бинокля впопыхах не взял!
Подняв отворот голенища, Рассохин забрёл в заросли, насколько позволяли сапоги, и двинулся вдоль берега. Воды зачерпнул сразу же, угодив в невидимую промоину, и далее уже пошёл, ничего не опасаясь. Только трубку, табак и спички переложил в нагрудный карман. Дюральку он не увидел — услышал: привязанная цепью к дереву, она моталась на стрежне и иногда ударялась обо что-то бортом, издавая глухой жестяной звук. Течение становилось сильнее, вода уже доставала до пояса, когда он наконец-то рассмотрел знакомый мятый «Прогресс». Хорошо, что плыть к нему не пришлось, но искупался по грудь, прежде чем достал цепь. Стас распутал узлы и, клацая зубами от холода, потащил лодку к берегу. Одежду выкручивать не стал, вылил только воду из сапог и, чтоб согреться, без передышки сбегал за мотором и баком.
И в суете как-то забыл, что за ним следят, благо пёс был на страже — с рёвом ринулся в кедровник. На короткий миг Рассохин увидел фигуру, мелькнувшую в березняке. Кажется, призраки обнаглели и подошли совсем близко, а может, и помешать хотели.
— Пошли вы на хрен, паскуды! — крикнул он и в азарте погрозил кулаком. — Если кто из женщин погибнет — с вас спрошу!
Закрепив мотор на транце, он подсосал «грушей» топливо и дёрнул стартёр. Двигатель запустился с третьего рывка, и на сердце повеселело. Оставалось около часа светлого времени, и можно было ещё поискать затопленный остров. Но пока Стас проталкивал веслом широкий «Прогресс» сквозь стриженный кустарник, небо окончательно заволокло, дождь разошёлся вовсю и заметно стемнело. Однако на открытой курье было светлее, и он поехал к тому месту, где нашёл амазонку.