Запасный выход
Шрифт:
– Некоторые жеребцы даже кончают, – сказала Маша с непонятной гордостью. – Разомлел товарищ. Держите ему голову вот так. Будем приступать.
Мне кажется, что она ошибается. Укол седативного Фене и триста – пятьсот грамм водки мне – это неравносильно по глобальным последствиям. Я размышлял об этом, пока держал на плече тяжелую конскую голову, которая хотела клониться долу и клонила меня. Маша вставила в пасть металлическое устройство под названием зевник, раскрыла этим зевником зев, включила электрорашпиль и начала срезать острый крючок на самом дальнем зубе. Такие крючки получаются из-за того, что постоянно растущие зубы неравномерно стачиваются.
О лошадиных зубах интересно поразмышлять, и я с удовольствием ухожу от раздумий, как сильно на меня и мою семью повлияли бы выпитые мной триста – пятьсот грамм, переключаюсь на то, как бы я себя чувствовал, если бы мои зубы занимали в черепе больше места, чем мозг, и все время росли. Не думать о зубах и зубных врачах невозможно, когда слушаешь звук спиливаемой кости.
Я и раньше слышал, что зубы у лошадей растут всю жизнь, и завидовал лошадям. Но теперь я знаю, что они растут, пока не заканчиваются. Они сидят глубоко в челюсти и выдвигаются-выдвигаются наружу, стачиваясь, но у них есть предел, который обозначает и предел лошадиной жизни. Если, конечно, не перевести беззубую лошадь на кашки и мочёнки.
Иногда Феня мотал головой, которую я прижимал к плечу обеими руками, и я мотался вместе с ней, чуть даже приподнимаясь в воздух.
На ночь Маша посоветовала оставить его в катухе, – лошади зябнут, когда у них начинается отходняк, и могут простыть. Мы впервые за все время с приезда Фени закрыли дверь катуха и подперли ее палками. Конь протестовал, пьяно лупя копытами по стенам.
Утром он вышел на свет Божий и стал удивленно озираться. Да, понимаю, вид света Божия сильно действует в такие минуты. Я бы сказал, сокрушительно действует. Надо собрать всего себя и выстоять в этот тяжелый момент. Впрочем, Феню, наверное, не мучили стыд, вина и ощущение своего ничтожества.
С Натальей все прошло гораздо легче. И ехала она не из Москвы, а из Рязани – это на двести километров ближе. Мы с Любкой ежедневно раскрючковывали копыта от грязи, Феня достаточно легко их давал – был приучен, наверное, за долгую жизнь. И сейчас он легко отнесся к расчистке.
Почему в этом лошадином мире, который мне потихоньку открывается, столько женщин? Обрезать и подравнивать копыта – кажется, это работа кузнеца. Кузнец легко удерживает одной рукой ногу лошади, оцепеневшей от его бородатой мощи, а другой рукой орудует огромным рашпилем – так я представляю расчистку копыт. А вот нет, не огромный кузнец, а маленькая, худенькая Наталья, мать двоих детей. Но с огромным рашпилем вполне ловко управляется. Зажимает лошадиную ногу между колен и скусывает наросшее большими щипцами.
В середине декабря мы забили весь сарай рулонами сена, влезло одиннадцать штук. Будем надеяться, что хватит до весны.
Что еще вам сказать? С нового сена у коня начался понос, и мы давали ему пробиотик «Ветом-1». Все прошло. Теперь я знаю, что нужно давать лошади, если у нее с нового сена начинается понос, но вряд ли смогу с пользой передать эту информацию по наследству своему сыну. Хотя хочется, конечно, передать.
Перепрограммирование коня шло вяло. Стоило войти к нему в леваду с недоуздком и нарезанной морковкой в кармане, он с удовольствием выходил из катуха навстречу и сам засовывал морду в недоуздок. Дальше начиналось взаимодействие.
Смотреть со стороны на это взаимодействие было тяжело и мне, и Любке. Вот представьте себе, что вы честно и терпеливо выполняете какие-то телодвижения,
В ответ вы сердитесь. Странное поведение для существа, которое мыслит себя мыслящим. Иногда вы даже обижаетесь, иногда решаете, что над вами издеваются.
Конь добр и терпелив, конь прощает все ваше несовершенство. Когда становится скучно смотреть на ваши прыжки и обиды, он решает развлечь вас несложными мериновскими играми, снять ваше напряжение. Он начинает покусывать вас. Видимо, вам это по душе, поскольку вы начинаете резко вскрикивать и толкаться.
После этих сессий я чувствовал отвращение к себе. С такими же ощущениями я выходил когда-то с занятий танго. Любке тогда взбрело в голову, что было бы здорово научиться нам танцевать страстный танец, и мы ездили два раза в неделю куда-то в район метро «Бауманская». Ей-богу, к психотерапевту и то легче было ходить.
Год подошел к концу, и нужно, наверное, подвести какие-то итоги. Хочешь ты или не хочешь, а стоит только зайти в социальную сеть, как видишь, что все подводят. Поэтому итоги начинают подбиваться даже как-то сами собой, почти без твоего участия.
Главный итог – я, наконец, ощутил, что я сам и моя жена, мы живем здесь, на этом месте, в доме, который я строил сам. По-настоящему живем.
Долго не получалось перетащить сюда семейный очаг. Здесь давно стояла настоящая печь, Любка с удовольствием терлась возле нее, как кошка, прижималась спиной в морозные вечера, шурудила кочергой угли, ставила внутрь глиняные горшки с мясом, рисом и овощами. Даже пекла хлеб. Но это все было понарошку, настоящий очаг и настоящий огонь семейной жизни были в нашей двушке на метро «Тульская».
Я вложил много сил, чтобы полюбить это не самое красивое на свете место, посреди которого стоит дом, и полюбил его. Стал по-настоящему домашним человеком и перестал даже мысленно собирать рюкзак. Но Любка все никак не перетягивалась сюда со своим очагом. А теперь перетянулась, и тут, пожалуй, мне немного помогли несовершенство школьного обучения и ковид.
Расскажу подробнее, иначе непонятно: как это мы живем в деревне, сын учится в школе в Москве, а потом почему-то поступает в универ в Новосибирске.
Попробуйте рассказать, как у вас в жизни было на самом деле, вам придется долго и подробно объяснять всю запутанность бытия. Это вам не роман и тем более не кино, где все обычно несколько проще. Но раз уж я справился с пересказом видика и даже с описанием сложноустроенного и пока что малознакомого мне коня, то уж и тут, я думаю, у меня все получится.
Итак, представьте себе, что вы давно пьете и вдруг начинаете строить дом. Вам пока еще хватает сил и на то и на другое. Вы давно мечтали иметь дом на природе.