Запасный выход
Шрифт:
А потом вы остаетесь в этом доме вдвоем. Вы заселяетесь, наконец, целиком и полностью, но уже в опустевшее гнездо, где огромный урожай груш засушивается и отправляется в Новосибирск, где собачка Кучук в одиночку несет бремя родительской гиперопеки, где смысл строить на века немного утрачивается.
Ну вот, наверное, у вас получилось все это представить. А может быть, и не получилось полностью, а только частично. Например, вы погрузились в фантазии по поводу изготовления волшебной, наполненной дверным смыслом двери из толстых сосновых досок. Вы любовно выпилили пазы в форме ласточкиного хвоста и загнали туда длинные шпунты. Вы в конце
Это уже неплохо. Вас же никто не тянет изготавливать двери. Съездили в эту фантазию, как на Бали, и вернулись обратно веселые и отдохнувшие.
А еще добавлю, что в разгар той карантинной весны, которую мы проводили все вместе, потерялась наша собачка Кучук. Это первая в жизни собака моей жены. Она мечтала о ней с детства, завела в сорок лет и заплакала от радости, взяв впервые на руки.
Той весной, в начале апреля, Кучук убежал и не вернулся. И пять дней с утра до вечера мы ходили по весенним полям и зарослям вдоль речки Пожвы. Иногда светило яркое солнце, иногда на уже бесснежный ландшафт налетали густые снежные заряды.
Еще мы вешали объявления «Пропала собака» на столбах и размещали в районном паблике. Потом опытные люди нам сказали, что наши объявления неправильно составлены. И мы переделали объявления. На этот раз в самом начале большими буквами было написано: «Вознаграждение 5000 рублей», а дальше уже шло само объявление. И наш Кучук тут же нашелся в одном из окрестных сел.
Любка опять плакала от радости. Через несколько дней она решилась со мной поговорить. Мы пошли бродить вдоль ручейка Кривелька, стоял серенький день с желтой прошлогодней травой. В березовых молодых колках, которые потом выкорчуют и на лежащих остатках которых я через год буду заготавливать жерди для конской ограды, в этих березках токовали тетерева. А в небе блеяли небесные барашки – бекасы.
Любка сказала, что она хочет попробовать родить еще одного ребенка. Что она всегда хотела не только собаку, но и двух детей, а не одного.
Я стал размышлять, хватит ли у меня жизненного задора на еще одного ребенка, но не мог толком ответить на этот вопрос. И мы как-то начали пробовать. Некоторое время у нас не получалось, а потом Любка опять решила со мной поговорить. Я уже не помню точно, где мы бродили на этот раз и где кричали или пели птицы, какая стояла погода. Или никаких не бы-ло ни птиц, ни погоды. Любка сказала, что уже не хочет. Вернее, что я не хочу, а она тогда тоже не хочет.
Я снова пытался сообразить, насколько я не хочу и получится ли захотеть, но у меня снова не получилось. Было чувство освобождения и утраты одновременно. Грустно, когда на твоих глазах человек отказывается от мечты.
Ну вот, потом прошло еще какое-то время, и появился конь. А теперь, в конце декабря, мы готовились к праздникам в доме, куда, наконец, переехал семейный очаг.
Помимо самого Нового года, мы 31 декабря отмечаем день рождения Любки, а через два дня – день рождения нашего сына. Поэтому между зачетной и экзаменационной сессиями к нам на неделю прилетел Вася, и мы стали лепить манты. Нарубили баранины, которой снабжает нас фермер Витя Назаров, раскатали тесто и стали лепить.
К
Когда подошло время, мы чокнулись – Вася с Любкой шампанским, я – терновым компотом, разбавленным газировкой. И, как всегда, по команде, данной Любкой, я попытался придумать и успеть загадать желание, пока бьют куранты. Не помню точно, успел ли, да и самого желания не помню.
Раскрыли коробочки из-под елки. Кучук на ковре вскрыл зубами свою и обнаружил там большой говяжий мосол.
Потом наелись мантов, и мы с Васей погрузились в сытое оцепенение на диване. Любка ела мало, пыталась расшевелить нас, но праздник сам собой завершился, и никаких чудес в новогоднюю ночь не произошло.
В январе мы с Любкой оба заболели ковидом.
Любка меньше года назад уже переболела, должны были еще работать антитела. А я прививался в нашем райцентре, вызывал удивленное любопытство врачей и сестер – у нас тут не очень принято делать прививки от ковида. Все равно заболели.
Тяжело больному человеку носить с ручья воду коню, когда и с порожними-то ведрами ноги трясутся от слабости. Но деревня есть деревня – глаза слезятся, руки делают.
И тут, в разгар этой нашей слабости, конь перестал есть.
В самой середине большого зимнего мира стоит печка, она греет, и вокруг нее выстроен дом со стенами из теплых сосновых бревен. И вы за печкой валяетесь в кровати и тоже нагреваете окружающее пространство своим болезненным жаром. Вы создали себе теплое гнездо среди снега и еще одеял на себя наложили три штуки. А стоит вам открыть дверь на терраску, как ваше слабое тело охватывается внешним холодом, болезненно ежится, зябнет. Выходите с терраски – тут еще и ветер.
Вот там, в зябком и ветреном внешнем мире, голыми копытами на снегу стоит вверенный вам конь и не может питаться. Катает во рту клочки сена, сворачивает их в жгутики и выплевывает. Кашу – размоченные конские мюсли – ест. Сено не ест. Кормить одной кашей нельзя. Нужно, чтобы сено ел.
Мы от своей болезни и не заметили точно, когда он перестал есть. Голова у нас гудит, в ушах стоит электрический звон, глаза с трудом ворочаются в своих гнездах. И очень обидно, что лошадь не умеет разговаривать, чтобы четко и ясно сказать, что у нее болит. Хотя, если бы она и сказала, человеческим голосом четко и ясно сказала (что вызывает первобытный ужас), вряд ли мы бы ее поняли, как и льва Витгенштейна. «Абырвалг» получился бы какой-нибудь.
При высокой температуре появляется даже раздражение на проклятое животное, которое не хочет учиться говорить.
Наш сын Вася тоже вот не хочет запоем читать книги и жить в деревне. Сейчас вся молодежь такая и кони такие. Уходят в свои выдуманные миры, живут в своем виртуальном пространстве, пугаются тракторов и летящих полиэтиленовых пакетов, а не волков, которые, правда, давно перевелись. Даже собачка наша Кучук, уж на что таежного вида – остроухенький, остроморденький, хвост бодрым бубликом, пышные баки и пышные гачи, – но и для него месседжи на обочинах значат гораздо больше, чем реальный мир. Уткнется носом в невидимые метки, а бегающих мимо собак не сильно и замечает. Это же голову надо поднять, посмотреть вокруг.