Записки авиатора
Шрифт:
Снизившись до высоты двух тысяч метров, мы оказались в очень странной и интересной обстановке. Самолет летел в шарообразном безоблачном пространстве. Его окаймляли облака, и мы находились как бы внутри гигантского шара. По сторонам мощные кучевые, грозовые облака, то там, то здесь их пронизывает молния. Пробую включить радио. Оно отогрелось, работает. Надо срочно запросить район, где стоит лучшая погода. Антенну убрали, так как опасались, что при полете в облаках в самолет может ударить молния.
Быстро выпускаю антенну. Закоченевшие руки упустили рукоятку лебедки, антенна стремглав летит вниз,
Под утро, снизившись еще, вышли из облаков совсем над землей. Стена осеннего дождя. Ничего не видно. Берем курс на Москву. Через некоторое время лететь становится еще труднее. Снова стараемся выйти за облака. Набираем высоту. Долго нас швыряет из стороны в сторону. Наконец выходим наверх. Огромными комьями, белыми громадами высятся облака… Нигде не видно ни кусочка земли. Уже сколько часов идем в облаках. Сообщаю на землю: «Погода невозможная, лететь тяжело. Дайте район с лучшей погодой». Отвечают: «Районов с лучшей погодой нет».
Когда мы подходим к Москве, разражается мощный ураган. Он ломает деревья, сносит крыши с ветхих домов. В довершение хлынул ливень. Специальный самолет, вылетевший нам навстречу, чтобы контролировать наш полет, едва успел спастись от катастрофы. Срочно уходим от Москвы снова к Рязани. Наступает ночь.
«Можно ли держаться в районе Москвы?» - запрашиваю штаб руководства. Получаю ответ: «Особых улучшений погоды ждать невозможно. Попробуйте продержаться на еще меньшем треугольнике на северо-восток от [59] Москвы». Просим возможно ярче осветить поворотные пункты нового треугольника.
Сентябрьская ночь. Ни луны, ни звезд. Мрачная, свисающая до земли облачность громоздится в несколько ярусов. Дождь, дождь без конца. Мы на высоте трех с половиной тысяч метров. Ниже почти сплошная пелена облаков. Выше - то же самое.
Иногда еле заметны огни Москвы или луч прожектора на одном из поворотных пунктов. Тяжелая ночь. До последней степени напряжено зрение, каждый мускул, каждый нерв. Прилагаем все умение, весь опыт, чтобы выполнить задание.
Темная осенняя ночь тянется медленно, нудно. Долгожданный рассвет наступает тоже как-то медленно, лениво, неохотно. Но все же стало немножко легче. Можно разобраться в обстановке. Решаем вернуться на главный треугольник. Снова порывистая болтанка, снова приходится обходить грозы, мощные облака. Мы маневрируем и летим, летим, покрывая километр за километром. Это были третьи сутки полета.
Несколько раз приходилось снижаться и лететь на малой высоте, затем, в поисках лучших условий полета, вновь уходить за облака. Решили сделать все возможное, чтобы продержаться в воздухе. Забыли про сон, не чувствуем усталости. Погода буквально не давала вздохнуть. На каждом километре она строила новые козни, воздвигала новые препятствия. Несколько раз мы попадали в грозовые облака, где машину так болтало и швыряло, что, казалось, она не выдержит и развалится. Но самолет выдержал все испытания. Не сдавались и мы.
На третьи сутки, к четырем часам дня, метеорологические условия стали просто невозможными. Разбушевавшаяся стихия словно требовала прекращения полета. Мы связались со штабом руководства. Получили неожиданный ответ. Он примерно гласил так: «Мы это знаем,
Через несколько минут мы уже шли на юг по направлению к Севастополю. Ураганный ветер гнал нашу машину [60] с невероятной скоростью. Мы шли ниже облаков на высоте 150-200 метров. В дымке дождя, в тумане мелькали лес, дороги, населенные пункты, реки.
Темнота застала в районе Харькова. Все попрежнему: мелкий дождь, облачность, ветер, доходящий до 80 километров в час. Временами мы снижаемся до 50 метров. Не видно ни земли, ни неба. Лишь изредка под крылом промелькнет слабый огонек. Что это? Костер пастуха?… Избушка?… Никаких ориентиров. Невольно думается: летим так близко от земли, ветер шквалистый, машину бросает из стороны в сторону, зацепит самолет своим длинным крылом за какую-либо возвышенность - и все кончено…
А вот и обещанный метеорологический фронт. Нет, идти вперед невозможно. Решаем возвращаться на старую трассу.
Возвращаемся к Харькову. Сильный встречный ветер отнимает у нас много скорости. То расстояние, которое мы прошли по ветру за двадцать минут, сейчас заняло у нас около часа. Кажется, мы никогда не дойдем до Харькова. Наконец где-то вдали показывается огонек, вот их уже несколько, все больше, больше… Это - Харьков.
Обходим город с западной стороны. Совершенно неожиданно погода несколько прояснилась. Мы смогли набрать высоту 300, затем 400 и 500 метров. Решаем продолжать полет в районе Харькова, просить Москву дать нам маршрут по треугольнику.
Связи с Москвой нет. «Весна, Весна», - выстукиваю я ключом позывные радиостанции штаба. Никакого ответа. Долго носится в эфире: «Весна, Весна, я Стрела, нахожусь над Харьковом, дайте треугольник». Ответа нет.
Вызывать Москву бесполезно. Начинаю вызывать Харьков. Харьков упорно не отвечает. Наконец получаю ответ: «Стрела, я Лена. Вы вызываете Харьков, он, повидимому, неисправен. Я вас слышу все время хорошо, что прикажете передать и кому?»
Оказалось, это станция Ростова. Через Ростов связываюсь с Москвой и Харьковом. Мы ходим по новому треугольнику в районе Харькова. Высота две тысячи метров. Внизу все забито плотным осенним туманом.
В 23 часа я подсчитал, что мы прошли уже 10700 километров. Побит мировой рекорд. Советуемся с Громовым, как быть дальше. Решаем пока не сообщать об этом и пролетать еще несколько часов. Снова ходим по своему треугольнику, тщетно пытаясь хоть что-нибудь различить [61] на земле, увидеть хоть какой-нибудь огонек внизу, хоть какую-нибудь звездочку вверху.
Но вот забрезжил рассвет. Мы составили и передали в эфир радиограмму.
«…Сталину, Ворошилову.
Счастливы донести о великой победе советской авиации. Мировой рекорд за Страной Советов. Только железная воля и настойчивость большевиков могли создать такой самолет и такой мотор, которые на сегодняшний день побили лучшие самолеты мира. Благодарим за доверие и исключительное внимание».