Записки бывшего милиционера
Шрифт:
Как ни покажется странным, но именно здесь, в механическом цехе обувной фабрики, мне стали нравиться грузинские песни в хоровом мужском гортанном исполнении. Среди рабочих нашего механического цеха было несколько человек, которые пели в фабричном хоре. И нередко прямо в цехе — особенно в ночные смены — запевал один, подхватывал другой, затем третий, и, поверьте мне, это было настолько красивое исполнение, что работы просто останавливались.
Царивший в цехе консерватизм в обработке металла натолкнул меня на экспериментирование. Вот, например, отлитую чугунную заготовку распределительной коробки я пробовал обрабатывать не на строгальном станке, как это было здесь всегда, а на фрезерном, что позволило не только значительно ускорить процесс, но и сохранить почти 100 % продукции от порчи, что нередко происходило от удара резцом строгального
Кстати, районная (или городская) газета под названием «Молодой сталинец», которую я вместе с «Комсомольской правдой» выписывал домой, продолжала выходить, несмотря на то, что давно минули и 1953-й (год смерти Сталина), и 1956-й (развенчание культа личности) годы.
Газеты и журналы стоили копейки, поэтому мы с матерью выписывали и читали от корки до корки всё, что только было можно. Но на подписку существовали лимиты, которые распределялись по предприятиям, а там уж награждали самой возможностью подписаться на газету или журнал или разыгрывали — кому что достанется, а рабочие уже между собой могли обменяться. Но я не ограничивался подпиской, а читал всю популярную периодику в библиотеках. Поэтому среди друзей-товарищей, особенно среди тех, кто не преодолел школьную семилетку, слыл «умником» и нередко разрешал споры между ними, например, по поводу того, где находится Куба (в Африке или Америке?) или от чего возникает рак у человека. Кстати, этот вопрос был не пустым, так как и в годы моей молодости очень много людей умирало от этой болезни.
Поступление на работу на обувную фабрику и учёба в вечерней школе неизбежно повлекли и изменение круга общения. Одноклассников своих по дневной школе я встречал очень редко, случайно, даже с Женькой Бусалаевым стал видеться нечасто, но укрепилась моя дружба с другим Женькой — Сучковым. Появились новые приятели не только по работе, но и по вечерней школе. Например, Алик Баяндуров, авлабарский армянин, высокий красавчик, всегда окружённый толпой девчонок. Я до сих пор удивляюсь, как мы с ним сдружились, потому что мой и его образ жизни был диаметрально противоположным. Он нигде не работал, хотя и учился в одной со мной вечерней школе рабочей молодёжи; одевался по тем временам богато и изысканно, носил импортную одежду, что тогда было исключительной редкостью. Я старался подражать ему в прикиде, но денег на это, конечно, не хватало, да я особо и не огорчался. Видимо, у него была и другая жизнь, скрытая от меня. Чем он занимался, мне про то не рассказывал, но выходные дни мы практически всегда проводили вместе.
Познакомился и сдружился я с Володей Зубовым, рабочим из цеха при отделе главного конструктора фабрики. Володя был старше меня года на два-три, имел мотоцикл, и на нём мы частенько вдвоём гоняли по городу. Одним словом, скучать было некогда, да и дружить тоже. Работа и вечерняя школа занимали у меня всё время, хотя школа больше была клубом для встреч, чем учебным заведением. Учиться ни сил, ни желания не было, и это понимали учителя, которые по большей части работали по совместительству и к вечеру выматывались не меньше, чем мы. Уроки в основном сводились к объяснению нового материала и беседам об общих наболевших жизненных вопросах.
К этому времени — не без влияния исторических (художественных) книг — я стал интересоваться историей Тбилиси, ходил по музеям и выставкам, частенько бродил по центральной (исторической) части Тбилиси с познавательной целью, пытался угадать те места, о которых шла речь в книгах. Во время одной из таких прогулок в мае 1961 года я в очередной раз оказался на проспекте Шота Руставели напротив театра его же имени. В эти дни в Тбилиси находился Н. С. Хрущёв с визитом (кстати, из-за его доклада в 1956 году о Сталине в Тбилиси произошли кровопролитные события), и в театре проходило торжественное заседание советского и партийного актива Грузии, где Хрущёв и присутствовал. Все прилегающие к театру улицы были оцеплены, для народа оставили тротуар на противоположной от театра стороне улицы. Люди стояли на тротуаре и чего-то ждали. Остановился и я напротив театральных дверей, и в это время из здания вышел низенький толстый человек с лысой головой, который, держа в руке шляпу, постоял несколько секунд и пошёл в одиночестве
Теперь, вспоминая эти события и зная методы обеспечения безопасности, я уже понимаю, откуда было такое ликование народа. Скорее всего, толпа была организованной, но если это действительно было так, то непонятно, как меня туда пропустили. Наверное, моя молодость и негрузинская внешность не внушали опасений, а размер толпы имел значение.
Совмещать учёбу в вечерней школе с работой было очень трудно. Вроде старался заниматься науками, но времени на учёбу было мало, на работе уставал, а поэтому надлежащих школьных знаний не было. Как я сдал выпускные экзамены за десять лет учёбы, для меня до сих пор загадка, да ещё при этом ухитрился по истории получить пятёрку.
Отсутствие времени на учёбу совершенно не означало, что я не находил времени для отдыха, посещения кинотеатров, концертов, выставок, к которым (выставкам) я в эти годы пристрастился. Благодаря одной из них под названием «Американская пластмасса» я впервые — по выставочным образцам и рассказам гидов — узнал об американском образе жизни и технических достижениях Америки. Конечно, всё было организовано в пропагандистских целях, но оставаться равнодушным, глядя на гоночный автомобиль с пластмассовым цветным кузовом и зная до этого только «победу» и «москвич», было невозможно. Вид предметов быта, орудий труда и многого другого, выполненного из такого материала, ценники (не для продажи, а чтобы показать дешевизну) на каждой вещи, да ещё с расчётами (сколько штук той или иной вещи можно купить на среднюю зарплату у нас и в Америке), нас просто убивали. Это активно использовали американцы, постоянно фотографируя и снимая на киноплёнку ошарашенных выставкой советских людей.
Меня тогда сильно поразила демонстрация какой-то пластмассы, которая одновременно обладала многими физическими свойствами. Один и тот же её образец можно было мять, как глину, переливать из стакана в стакан, можно было вытянуть в тончайшую нить, разбить, как стекло, ударив по нему молотком или уронив на пол, при этом он разлетался осколками.
Возможно, об этом я бы сейчас и не вспомнил, если бы буквально на днях не услышал по ТВ о том, что в какой-то российской лаборатории только что изобрели материал (ту же пластмассу), который одновременно обладает многими взаимоисключающими физическими свойствами. И это более чем через полвека после того, как я уже видел и держал в руках на выставке такую пластмассу. Что тут скажешь?
То, что достаточных знаний не было, подтвердилось сразу же, как только я по направлению военкомата, без всякой подготовки пытался поступить в училище связи (на самом деле ракетное) в городе Орджоникидзе. Там ещё на стадии собеседования я понял, что не пройду (конкурс был большой) в курсанты, добровольно отказался от экзаменов и вернулся в Тбилиси.
Другого ожидать и нельзя было, потому что всё происходило спонтанно: вызвали в военкомат, предложили поступать в училище, так как им поступила разнарядка. А на другой день я уже трясся в автобусе по пути в Орджоникидзе, даже не успев захватить с собой (вернее, в суматохе сборов не вспомнив) школьные учебники, чтобы хоть как-то освежить свои скудные школьные знания и подготовиться к экзаменам.
Сам город Орджоникидзе мне понравился: очень зелёный, с рекой Терек и огромным прудом в центре города с лебедями, которые гонялись за лодками и больно долбили клювами людей в спину.
Всех нас, абитуриентов, поселили в палатках на территории училища без права выхода за ограду. Я оказался в одной палатке с абхазцем из Сухуми (имени не помню), сыном военного комиссара Абхазской Автономной Республики. Он оказался неплохим парнем, хоть и замучил меня рассказами о том, какая у его отца служебная «Волга» чёрного цвета. Мы с ним вместе сбегали по вечерам в город, где он в первую же нашу самоволку с первого взгляда страшно влюбился в девчонку, которую мы случайно встретили в парке и которая оказалась москвичкой, а в Орджоникидзе гостила у бабушки.