Записки бывшего милиционера
Шрифт:
Ко времени увольнения у него сложилось обо мне неплохое мнение, и, как «по секрету» сказал мне П. И. Соколов (начальник штаба УВД), Вдовин на меня «не намолится», что он спокоен за мою службу, что он очень доволен моей работой и неплохо высказывался о моей служебной перспективе. Кстати, этот наш разговор с Соколовым произошёл после того, как Вдовин просидел на всех моих занятиях с начальниками горрайорганов милиции области в мае 1986 года. Для начальника УВД это явление, конечно, сверхвыходящее из ряда обычных.
В связи с Вдовиным хотелось бы рассказать об одной истории. Он продолжил практику утренних селекторных совещаний с подключением городских райотделов, которые ввёл ещё В. И. Цветков. Идея была хорошая и заключалась в том, чтобы вся городская милиция узнавала об оперативной обстановке из доклада дежурного УВД и о неотлагательных действиях по розыску, по городским мероприятиям и т. д., требующим участия всех милицейских сил и средств города. Но, «благодаря» Карпову и Коверзневу, селекторные совещания очень быстро превратились в базарные склоки по перепихиванию друг на друга
20 января 1981 года поток лжи Карпов обрушил на отдел ООП по поводу так называемых ОПОП (общественные пункты охраны правопорядка), которые курировало профилактическое подразделение УУР, и свёл к тому, что у нас в отделе ООП есть спецподразделение по работе в общественностью, а он (отдел) развалил работу ОПОП и всё такое. Я решил дать ему отпор, так как эта публичная клевета и перекладывание ответственности с себя (за ОПОП отвечало УУР, которое курировал сам Карпов, поскольку ОПОП — это, по сути, место, где совместно размещались и канцелярии участковых инспекторов милиции, подчинявшиеся в то время уголовному розыску, и штабы общественных формирований — дружинники, родительские патрули, внештатные сотрудники милиции и другие, — участвующие в борьбе с преступностью и охране общественного порядка) на «чужую» службу мне просто надоели, и я во всеуслышание объяснил Карпову, что в отделе ООП нет специализированного подразделения по работе с общественностью, что за ОПОП отвечает УУР, так как индивидуальная профилактика вместе с руководством службы участковых инспекторов возложена на него и у него для этого есть целый отдел профилактики, и попросил впредь не перекладывать обязанности и ответственность одних служб милиции на другие.
Что тут началось! Истерика Карпова, крики, что я «не соответствую должности», что «сегодня со мною поговорят на руководстве» и т. д. и т. п.
Оказывается, всё это по селектору слушал Вдовин, и, когда руководство УВД традиционно собралось у него, он пропесочил Карпова, что тот не имеет права давать оценку работы не своей службы, что ему никто не давал права оценивать работу руководителя не подчиненной ему службы и т. д. Как мне рассказал всё тот же П. И. Соколов, после этого у Вдовина все его замы переругались по поводу манеры ведения селекторных совещаний, в частности о том, нужны ли вообще эти совещания. Одним словом, неделю вся милиция города и области стояла на ушах — муссировала произошедшее. Многие меня одобряли, но находились и такие, как, например, Домашников (замначальника Приморского райотдела), которые высказали мне, что так разговаривать с руководством нельзя, неприлично.
Ко всему этому добавилась весть о том, что всё, что говорилось на селекторных совещаниях, охотно выслушивали толпы прохожих на улице Выучейского, где в то время в одном из деревянных домов находился Ломоносовский отдел милиции и где участники селекторного совещания располагались в кабинете начальника райотдела, на первом этаже, при раскрытых форточках, а летом — и при открытых нараспашку окнах. Зеваки слышали всё, что говорилось по громкоговорящей связи. Более того, толпу этих людей при разговорах по селектору кто-то умудрился снять на киноплёнку и записать звук. Скандал! Одним словом, с селекторными совещаниями вскоре было покончено. Но самое интересное, что Карпов, не меняя своего отношения к службе ООП в целом, стал со мной более корректным, старался не хамить и быть объективным. Особенно это проявилось после того, как в одном из разговоров с ним я поправил его по поводу статьи 146 УК РСФСР (разбой) в том смысле, что эта статья дополнительно не квалифицируется статьёй 15 (покушение) того же кодекса. Он заметно покраснел, поправился, но смолчал по поводу замечания. Более того, когда я пытался опубликовать своё пособие по разрешительной системе, Карпов даже проявил заинтересованность и пару раз звонил в министерство по этому поводу.
Конечно, противостояние с Карповым продолжалось, как и его абсурдные требования. Ну что можно было ему ответить на требование ставить наряды милиции там, где совершаются грабежи. Ведь дураку понятно, что на глазах у наряда никто никого грабить не будет. Поэтому ответ был такой: «Хорошо. Только нам нужна предварительная информация оперативных служб о том, где будут совершаться грабежи». Какой вопрос — такой и ответ.
Ради справедливости хочу всё-таки сказать, что Карпов вообще-то был неплохим мужиком, умным, с чувством юмора, но свою неприязнь к Коверзневу он автоматически переносил и на нас, руководителей отраслевых служб, подчиненных Коверзневу. Такие их отношения, видимо, явились следствием того времени, когда Карпов был начальником Котласского городского отдела милиции, а Коверзнев из УВД постоянно доставал его своими «ценными» указаниями.
В отличие от некоторых отраслевых руководителей, которые просто ненавидели командировки, я всегда с большой охотой отправлялся в путь. Это было обусловлено рядом причин. Во-первых, командировка — это самое эффективное средство изучения обстановки на местах, а она нередко была прямо противоположной отчётам, даже тем, которые относились к государственной отчётности. Нередко показатели там формировались «с потолка». Во-вторых, только видя работу на месте, а тем более работу конкретного сотрудника, можно составить более или менее объективное суждение о состоянии дел. В-третьих — и это
Разные были и люди, с которыми приходилось по службе встречаться на местах: от ярких личностей, умных и деловых — этим особо отличались руководители Котласского городского, Ненецкого окружного и некоторых других ОВД — до тупых бонапартов местного розлива. К сожалению, были и такие.
Каждая командировка достойна отдельного описания. Но это значит превратить мои «Записки…» в многотомник. Поэтому только с целью дать представление о работе милиции в районах я расскажу о нескольких эпизодах, которые, конечно, не характеризуют объективное состояние дел в целом по области, но раскрывают некоторые проблемы, которыми отделу ООП приходилось заниматься. К этому следует добавить, что в командировках я побывал во всех без исключения городах и районах области и не по одному разу. Но упоминание в «Записках…» только их части совершенно не означает, что это самые лучшие или, наоборот, самые худшие районы с милицейской точки зрения. Просто описываемые факты мне запомнились, а множество других уже забыты. Например, Каргополь тех лет в зимнюю пору с первого взгляда запомнился мне как небольшой хорошенький церковный городишко. Но это впечатление сразу пропало, когда я увидел огромные тучи каркающих ворон, закрывающие небо, своры собак, готовых разорвать любого прохожего, и неподвижные тела пьяных мужиков на каждом углу улиц. Из бесед с первыми руководителями города Г. А. Горных (секретарь РК), М. Н. Кудашовой (председатель РИК) и А. В. Поспеловой (секретарь РИК) узнал, что в 1980 году на каждого жителя района, включая младенцев и пенсионеров, было выпито по 40 литров водки (и это только по статистическим данным о реализации алкоголя, не считая самогоноварения и всяких стеклоочистителей), а из 24 тысяч жителей района работало только 3 тысячи человек. На них в районе приходилось 23 тысячи голов скота и 40 тысяч гектаров пашни. Ворон и собак пытались отстреливать, и это подтвердилось звуками пальбы в городе. Но в районе не нашлось ни одного человека, способного обрабатывать собачьи шкуры, и прекрасный тёплый мех просто выбрасывали, хотя в то время была мода на шапки из собачьего меха.
Город Онега запомнился скоплением чёрных изб, рассечённых улицей с кирпичными домами и также удивил обилием собак и какой-то всеобщей загаженностью. В магазинах пусто, но в торговых точках потребкооперации продавали обои — супердефицит того времени — и даже овчинные полушубки. Но их продавали только тем, кто предварительно сдал не менее 50 килограммов мяса. А где его взять, если ты не охотник? Домашнюю скотину-то держали единицы.
Когда я, вернувшись в Архангельск, поделился с Г. А. Мамонтовым (начальник областной службы медицинских вытрезвителей, которую через несколько лет подчинили отделу ООП) впечатлениями об Онеге, он мне, в свою очередь, рассказал, как вместе с работником политотдела УВД В. В. Барановым, находясь в командировке в Онежском районе, приехал в один из лесопунктов района, где для встречи с ними должны были собрать рабочих лесопункта — фактически же собралось всё население, поскольку визит милицейских начальников в то время для них был невиданной редкостью, — и вошли в помещение с людьми, местный участковый сдуру заорал: «Встать! Смирно! Шапки долой!» Все как один, включая начальника и секретаря парторганизации лесопункта, вскочили, сдёрнули шапки, вытянули руки по швам и на приветствие Мамонтова чуть ли не по-солдатски хором ответили: «Здравствуй-те!» Это, конечно, была отрыжка советского раболепства, и это плохо. Однако в наше время не каждый спешит встать даже при входе президента страны, что иной раз видишь по телевизору.
О работе милиции в Коноше в части, касающейся службы ООП, можно рассказывать часами и в основном о том, как местные милиционеры охраняли и конвоировали арестованных и задержанных. К этому следует добавить, что побеги у них случались чуть ли не каждый месяц и мои командировки в Коношу были обусловлены как раз подобными ЧП. А чтобы иметь представление о том, как здесь охраняли и конвоировали преступников, расскажу об одном из эпизодов.
Так, в один из дней планового прибытия вагонзака дежурный, даже не выяснив количество прибывающих арестованных, как всегда, послал к вокзалу дежурную автомашину ГАЗ-69 («козлик») с одним милиционером. За рулём сидел второй милиционер. Оказалось, что прибыло 14 арестантов, но милиционеров это не смутило. Запихав всех в машину, рассчитанную максимум на 7 человек, включая место водителя, они (16 человек, что достойно книги рекордов Гиннесса) благополучно доехали до райотдела. Здесь всех цепочкой повели в комнату для задержанных. Естественно, цепочка растянулась, по крайней мере, метров на пятнадцать, чем и воспользовался один из арестантов, находящийся в середине цепочки. Он просто по пути шагнул в незапертую дверь туалета и прикрыл её за собой, а как только замыкающий цепочку милиционер протопал мимо, спокойно покинул здание райотдела и скрылся.