Записки бывшего милиционера
Шрифт:
А вот до легендарного Пустозерска, вернее, до его остатков, мне добраться так и не привелось, хотя однажды, в августе 1986 года, был на пути к нему. К сожалению, проводник попался неважный, плохо знающий дорогу по протокам Печоры. Но основные причины были другие: во-первых, заглох мотор, и остаток дня и всю ночь пришлось с ним возиться, а утром стало понятно, что пора возвращаться, так как выходные дни закончились; во-вторых, взяли мало бензина, всего две канистры, одну из которых сожгли, не доехав до цели, а оставшихся 20 литров бензина при любом раскладе не хватило бы, чтобы дойти до Пустозерска и ещё вернуться в Нарьян-Мар. А так хотелось побывать в этих святых местах!
Но зато посчастливилось мне побывать на Соловецких островах.
Конечно, посещение
Соловки в 1981 году, когда я там побывал впервые, — это совершенно не то, что есть сейчас. Тогда поражали страшная запущенность, разруха, огромное количество различных контор и организаций — в том числе по ремонту транспортной техники — на территории Кремля. Но больше всего поразила огромная звезда на куполе самой высокой башни, сохранившаяся еще с 1936 года, когда на Соловках размещался СЛОН.
Конечно, я постарался в этих местах увидеть как можно больше, хотя понимал, что всё увидеть невозможно за несколько дней, в течение которых я прежде всего должен решить милицейские вопросы. С помощью местного участкового инспектора Юрия Васильевича Бурмакова — отличного работника в первые годы, а впоследствии возомнившего себя чуть ли не наместником центральной власти — я посетил ботанический сад (где никаких цитрусовых, вопреки досужим рассказам, не было), в Савватьеве (где увидел полуразрушенное после пожара здание школы юнг), поднялся на Красную горку, откуда любовался освещённым солнцем карельским городом Кемь, расположенным за проливом в 50–60 километрах; позабавился игрой ручной вороны с кошкой, устроивших целый спектакль как будто для нас; своими руками потрогал сооружённый французами ещё в 1860 году, отлично сохранившийся, но переделанный в советское время под электричество маяк. Ранее там был фонарь на масле. Маяк размещён на куполе Вознесенской церкви, и в настоящее время она является единственной в мире действующей церковью-маяком. На лодке я пытался пройти по одному из рукотворных каналов, но так и не смог его преодолеть из-за встречного сильного ветра.
Большое впечатление произвёл Большой Заяцкий остров, куда мы с Бурмаковым добрались на моторке. При подходе к острову удивил его белый цвет. Оказалось, он покрыт сплошным ковром грибов-волнушек. Угрюмая дикость, валуны, покрытые кольцевыми разводами мха, часовенка, резко выделяющаяся на фоне серого неба, небольшой амбар, сложенный из валунов, и множество спиралевидных древних лабиринтов, выложенных цепочками булыжников. Лабиринты друг от друга отделяли высившиеся на метр-полтора многочисленные, опять-таки сложенные из булыжников, могильники (дольмены), между которыми то и дело мелькали зайцы, а утки и куропатки занимались своими делами, не обращая на нас никакого внимания, словно знали, что мы для них не представляем никакой опасности.
В музее на Соловках нас разочаровали бедность экспозиции и отсутствие смотрителя, который бы показал и рассказал об острове поподробнее.
Многие мои командировки были обусловлены различными ЧП, которые время от времени, но с завидной регулярностью случались в районах области. Как правило, ЧП требовали временного усиления охраны общественного порядка, с чем местные руководители отделов милиции порой не могли справиться по различным причинам: из-за отсутствия сил и средств для такого усиления или просто из-за своей неспособности его организовать.
Чрезвычайные происшествия были разные: то студенты-стройотрядовцы
А 25 января 1983 года вообще случилось происшествие, из ряда вон выходящее. Около 16 часов поступил сигнал о появлении облака ядовитого дыма в Холмогорском районе и «что-то» там упало с неба на лёд реки и утонуло. Пришлось немедленно формировать группу в 40 человек с противогазами и отправить туда. Позже выяснилось, что это «что-то» с неба уронили военные. Они секретничали, хотя даже деревенским собакам было понятно, что речь идет об очередной катастрофе ракеты, запущенной с Плесецкого космодрома. И самое страшное, что несгоревшее, чрезвычайно ядовитое ракетное топливо оросило всю округу в месте её падения. А упала она двумя частями: одна проломила лёд и ушла на дно реки, а другая свалилась недалеко в лесу. Облако рассеялось, но поскольку главный компонент вместе с «чем-то» ушел под воду, то возникла большая опасность отравления воды, которую пьют все, включая и Архангельск. Пошли слухи, и, естественно, все бросились наполнять водой имеющиеся ёмкости (Елена с детьми наполнили водой даже банки из-под майонеза). Но никаких официальных предупреждений по воде народ так и не дождался, хотя по исполкомам команда о запрещении пользования водой из реки была отдана.
О серьёзности положения говорил факт приезда из Москвы большой группы военных во главе с заместителем министра обороны Алтуниным. Как выяснилось, нужно было с места падения собрать, вывезти и уничтожить огромное количество снега, на что даже у военных не было ни средств, ни сил, хотя, для вида, несколько дней они и «пахали» лопатами на льду реки. Куски ракеты куда-то вывезли. На этом всё и закончилось. Как это отразилось на людях, нам, простым смертным, неизвестно, но предположить можно.
И несколько впечатлений, сохранившихся в памяти буквально фрагментами, от других командировок.
Первой моей командировкой в качестве исполняющего обязанности начальника отдела ООП состоялась осенью 1978 года в Верхнюю Тойму, где руководил райотделом милиции К. А. Лобанов. Сказалась моя неопытность, и я в модельных туфлях, начищенных до блеска, сойдя с трапа-лесенки «кукурузника», оказался по щиколотку (в прямом смысле) в жидкой грязи. Все остальные были в резиновых сапогах. С трудом, с помощью Лобанова добравшись до аэропортовской будки, вынужден был ждать, пока из райотдела привезут сапоги, в которых я и проходил все дни командировки.
В поселке Ерцево Коношского района, куда ни посмотришь, взгляд упирался в высокий, до 5–6 метров ввысь, забор с колючей проволокой поверху. Некоторые улицы представляли собой просто широкий проход между двумя рядами такого забора, поэтому порой, проходя по такой улице, я чувствовал себя как в зоне, а за заборами — как бы свобода. Если посмотреть статистику, то в Ерцеве проживало гражданского населения (не осуждённых) всего 5 %, военных — 30 % (охрана и конвой), остальное население — это заключённые, многие из которых находились на так называемом бесконвойном режиме и свободно в зэковской одежде шастали по посёлку.