Записки гробокопателя
Шрифт:
Все бы ничего, да бесхоз этот четыре года назад - в юбилей декабристов управление культуры наметило к сносу. А на его месте ступеньки гранитные к памятникам проложить как часть мемориала. Петрович тогда еще здесь не работал, а работал другой, которого посадили. И о решении насчет мемориала Петрович понятия не имел.
Петрович бросился уламывать верха. Уломал: дело кончилось увольнением "без права работы в системе похоронного обслуживания". Без суда.
Заслушивать сообщение замуправляющего треста
– Тебя что - не касается?
– Петрович рванул дверь сарая.
– В контору живо!
– Чего орешь?
– Воробей сидел в глубине сарая, не зажигая света. Разорался...
– Иди, Леш... Носенко приехал.
– Ладно, приду.
Воробей ждал Мишку. Понимал, что тот больше не придет, а все-таки ждал.
Было уже десять. Он прикрыл дверь сарая, подождет контора, успеется. Закурил. Посидел минут двадцать.
За дверью послышались шаги.
"Пришел". Воробей дернулся открыть дверь, но осадил себя.
Дверь распахнулась. На пороге стоял запыхавшийся Кутя.
– Ты чего не идешь? Петрович за тобой послал.
– Пошел он!.. Скажи: голова болит.
– Ну, смотри, Леш. Болит - не ходи, не война... А, Леш? Башка? Ну, сиди, сиди! Я побег.
– Погодь, Кутя.
– Воробей тяжело поднялся с табуретки.
– Вместе пойдем.
Штат расселся кто где: на подоконниках, на стульях. Финн затиснулся в уголке на пол.
– Контору на ключ! Никого не пускать!
Носенко, замуправляющего, перебирал взглядом притихшую бригаду.
– С ним ясно.
– Он мотнул головой в сторону Петровича.
– А вот с вами? Кто бесхоз долбал?!
– Какой бесхоз?
– невинно всунулся Охапыч в надежде обернуть разговор в болтовню.
– Молчать! Думаете, я с выговором, а вы спокойно жрать будете? На кошлах моих, - Носенко постучал себя по плечам, - проедете? Хрен в сумку! Кто бесхоз расковырял?! Ну?! Заявления сюда!
– не оборачиваясь, рявкнул он поникшему сзади Петровичу.
– Не понял? Те, по собственному. Ну!
Петрович нырнул в кабинет.
– Минуту даю. Не скажете, половину уволю!
Он засек время. В стекло билась муха, других звуков не было...
– Так, минута...
– Носенко надел очки и, не оборачиваясь, протянул руку назад, к Петровичу.
– Первое давай сверху.
Тот протянул листок с неровным обрывом.
– Охапов, - прочел Носенко и поставил на заявлении сегодняшнее число. Та-а-ак, уволен.
– Чего я!
– взвился Охапыч.
– Бесхоз не мой...
– Молчать! Следующее. Новиков...
– Меня-то за что?
– задергался на полу Финн.
– За Гарика таскали, теперь за бесхоз чужой отдувайся. Я жаловаться буду...
– Кому, финнам?
– Охапыч глядел на него с брезгливой тоской.
– Тихо будь. Сопли жуй!
– Раевский.
Носенко
– Ну, суки, узнаю, кто бесхоз сломал!..
Раевский отомкнул замок и вышел, хлопнув дверью.
Носенко взял следующее заявление. Воробей следил за его губами.
– Ве-ли-ка-нов.
– Носенко разбирал Кутину фамилию.
Кутя беспомощно тыркнулся в углу на табуретке, открыл рот, но ничего не сказал.
Воробей шагнул вперед.
– Это... Он ветеран.
– Тебя забыть спросили!
– рявкнул Носенко.
– Это еще что за чмо?
– Тут у нас один...
– промямлил Петрович.
– Куда лезешь?
– обернулся он к Воробью.
– Заступник! Сидишь - сиди, пока не спрашивают. Знаю я вас, герои...
Воробей посмотрел на него.
– Я бесхоз копал, - сказал он.
Носенко подошел к окну, молча взглянул на Воробья, достал ручку.
– Заявление!
– Он в больнице был, не писал...
– Сейчас пусть пишет!
Воробей встал, молча посмотрел на Петровича.
– В кабинете бумага, Леш, - тихо глядя в пол, сказал тот.
Воробей принес листок бумаги.
– Ручки нет...
– На!
– Носенко протянул ему свою.
– Чего писать?
– Неграмотный? Диктуй ему!
– приказал он Петровичу.
Петрович в ухо Воробью начал диктовать.
– Не с пятнадцатого, а с сегодняшнего дня!
– перебил его Носенко.
Кутя, Воробей и Валька сидели за столом. Одна "старка" стояла пустая. Воробей пил "Буратино".
– Леш, а ты-то полез куда? Ведь вторая группа...
– ковыряя вилкой в тарелке, тихо проговорил Кутя.
– Не тронь его, - заволновалась Валька.
– Он и так, погляди, не в себе. Леш, как голова?
– А-а, - отмахнулся Воробей.
– Тебе, может, "скорую" позвать?
– вскинулся Кутя.
– Ладно, Куть... Ты это... ты вот что... Ты сарай себе бери, заказы какие недоделанные, напишу - доделаешь. За работу возьмешь сам знаешь сколько, остальное привезешь. Под полом три доски гранитные, габро, для памятников. Нарубить, золотом выложить - по полтыщи уйдут не глядя. А Пасхи дождешь - и дороже. Бабки - пополам. Ясно?
– Само собой...
Воробей взял "Старку", открыл, налил по стакану Куте и Вальке.
– Ни то ни сё...
– Он покрутил бутылку.
– На троих надо.
– Ты что?! Ты не удумай!
– Забеспокоился Кутя.
– Бога побойся. Сироту оставишь?!.. Лешка, не озоруй!
– Не ной, - оборвал его Воробей.
– Авось не подохну. Чокнем.
– Воробе-е-ей!
– заверещал Кутя.
Валька вцепилась в бутылку.
У Воробья стали закатываться глаза. Кожаная вмятина над бровью задышала в такт пульсу. Воробей поймал Вальку за руку.