Записки из страны Нигде
Шрифт:
Далее, доморощенные «чтецы» навязывают слушателю свое восприятие. Для многих людей экранизации или инсценировки литературных произведений бывают неприемлемы именно потому, что они, эти люди, имеют собственное представление о персонажах. Такому читателю невыносимо видеть искажение привычного, «личного» образа.
Аудио-«картинка» не так назойлива, как визуальная, но тем не менее она гораздо более конкретна, нежели буковки. Распределение пауз, интонационное выделение – короче, весь богатый арсенал чтеца создает образы, которые могут расходиться с теми, что имеются в голове у читателя. А при первичном ознакомлении с текстом
Профессионал умеет лавировать между выразительностью и неназойливостью исполнения. «Любой второкурсник», естественно, подменяет выразительность назойливостью и думает, что он здорово читает. Мне как читателю совершенно не нужно «мнение» этого незнакомого дилетанта о тексте, с которым я хотела бы ознакомиться.
Аудиофайлы, как мне кажется, в большинстве случаев позволяют именно ознакомиться с содержанием книги, а не полноценно прочитать ее.
Магия чтения, необходимость чтения – это навык превращения чистой абстракции, знаков, размещенных на бумаге (или на экране монитора) в образы, в мысли, в эмоции. Аудиокнига «освобождает» от необходимости такого навыка, она работает с другими механизмами восприятия. Поэтому «я слушаю аудио в машине, пока еду на работу/пока вяжу свитер/пока мою посуду» - это пластырь на рану, но не исцеление.
Взаимное чтение вслух – еще один способ постигать тексты, - с моей точки зрения (которая ни для кого не обязательна, просто высказываю мнение) – наоборот, довольно удачный способ знакомиться с текстами. Почему? Потому что это совсем не то, что слушать начитанный непонятно кем аудиофайл. Это коллективная деятельность, общение людей по поводу книги. Да, они читают друг другу вслух с ошибками и неправильными ударениями, но здесь работают совсем другие вещи: человеческое тепло, возможность остановиться и обсудить прочитанное, здесь очень много личного, дорогого сердцу помимо текста.
Резюмируя: аудиокниги могут быть спасением для тех, у кого мало времени или слабое зрение; начитанные профессионалами, они, несомненно, прекрасны, но засилие дилетантов убивает эту идею на корню; аудиокнига не может заменить настоящего чтения; чтение в компании вслух друг другу – прекрасный вид человеческого общения, но и это «другое» чтение.
Настоящее чтение – это всегда преобразование абстракции в личный эмоциональный опыт читающего. Вот так я думаю.
Двухмерность как принцип
00:00 / 25.06.2018
Мы привыкли говорить о том, что персонаж художественного произведения должен быть «объемным». Это означает, в самом приблизительном описании, что у героя должны быть убедительные психологические характеристики. Читателю стоит по крайней мере понимать, почему герой делает то или это, какие у него побудительные мотивы. Эти мотивы не обязательно называть словами («он поцеловал ее, потому что…» ), но они должны быть читателю более-менее очевидны.
Почему же, в таком случае, так раздражают попытки некоторых авторов снабдить психологическими характеристиками мифологических персонажей?
Или так: почему мифологический герой, если он внезапно становится персонажем
Я думаю, дело тут не только в том, что в эпосе «так принято». Почему «принято»-то? Должна быть причина!
Причина простыми «русскими» (хе-хе) словами объяснена в Священном Писании: «Мои мысли – не ваши мысли». Это, кстати, ответ на вопрос – почему Иисус Христос, если даже он становится персонажем художественного произведения, не может «естественно» обладать обычными психологическими характеристиками, как любой другой персонаж-человек.
Христос с психологическими характеристиками, трехмерный, «объемный» - это не Иисус Христос Священного Писания, а «безобидный философ с его проповедью» (как в «Мастере и Маргарите»). Убогие и неубедительные попытки «объяснить» Христа с человеческой, психологической точки зрения здесь не рассматриваются, я такое просто не могу употреблять, ну никак.
Литература, как уже неоднократно говорилось, занимается в первую очередь сферой эмоций. Если человек состоит из духа, души (чувств) и тела, то литература аккурат «работает» со вторым компонентом и немножечко с первым.
Душевная сфера наиболее уязвима во всех отношениях. Нам трудно ее контролировать, но возможно отслеживать и исследовать. Это чисто человеческая область. Когда мы говорим «человеческое, слишком человеческое», это может быть отнесено в первую очередь именно к области эмоций.
Так вот, персонажи, овеянные божественным духом, - такие, как Геракл или Прометей, например, - к этой сфере практически не имеют отношения. В Евангелии едва ли не единственный момент, когда Иисус проявляет чувства, - это когда он узнает о смерти Лазаря. В этот момент Иисус «прослезился». Практически во всех остальных случаях мы не видим «загрязненных» «слишком человеческим» эмоций. Гнев – не эмоция; недаром говорится – «гневайтесь, но не грешите». Загрязненная эмоция – злоба, раздражение. Гнев может быть чистым, как огонь. Такой же чистым может быть сострадание, которое заставило, например, Прометея отдать людям огонь. В нем нет примеси сентиментальности, нет самолюбования («вот я какой хороший»).
То, что мы принимаем за эмоциональность эпических, полубожественных и божественных личностей, почти ничего общего не имеет с нашими человеческими эмоциями. Это проявления сферы духа, а не душевности. Эпический герой «распространен» в некую область, для обычного литературного анализа/изображения практически недоступную. Здесь невозможна обыкновенная человеческая трехмерность, которая создает объемное восприятие таких героев, как Анна Каренина, например (с моей точки зрения, «Анна Каренина» дает наиболее объемных, наиболее психологически полно обрисованных персонажей во всей мировой литературе; но это неточно).
Поэтому попытка автора пробраться в душу Прометея или Геракла и покопаться там обречена на провал. Что чувствовал Прометей, когда воровал огонь у богов? Было ли ему обидно, когда орел рвал его печень? Ну а тебе, автор, было бы обидно?..
Здесь интересно, кстати, отследить, где проходит, так сказать, граница мифологического. Положим, у Прометея нет человеческой психологии. У Геракла… гхм… а как же образ Геракла-пьяницы? А у Тезея? Понятно, что чем дальше мы уходим от «золотого века», тем больше у персонажей психологии.