Записки мерзавца (сборник)

Ветлугин А.

Одновременно своей лживой телеграммой, что атаман Каледин движется на Москву, Верховский сперва вызвал истерику Керенского, а затем стал его успокаивать "бешеной энергией": речами в совдепе, посылкой "разложившихся частей гарнизона" навстречу Каледину, который спокойно сидел в Новочеркасске... и т. п.

За такие высокопатриотические действия Верховский был приглашен на пост военного министра, освободившийся с уходом Савинкова.

И на новом месте он поддержал славную марку: засыпал кабинет проектами сепаратного мира, частичной демобилизации (!), демократизации военных органов...

С первых дней переворота большевики окружили

Верховского всяческим внимание и зазывали в совнарком. Верховский колебался и почти год выжидал, писал дневник и все справлялся, где и что Керенский. Когда выяснилось, что последний уже читает лекции и живет входной платой, Верховский пошел в военспецы, и ему-то большевики поручили реформу артиллерии.

Исключительно важную оперативную роль Верховский сыграл при разработке крымских операций, так как еще в мирное время он тщательно изучал топографию местности, в особенности Перекопа и Сиваша.

В этой последней роли он усиленно прикрывался Бела Куном и Фрунзе: болтливым венгерцем и невежественным студентом.

В списке лиц, оказавших "исключительные заслуги Р. С. Ф. С. Р." в борьбе с Врангелем, Верховский значится рядом с Каменевым. "Известия" раскрыли это замысловатое инкогнито.

IX

И солнце Аустерлица, и тьма Ватерлоо, и счастье Моро, и его печальная судьба. В жизни советских генералов времена менялись. Падали одни, восходили другие. Отошел от высоких дел Бонч-Бруевич (в связи с опалой, постигшей его брата), взошла звезда Раттеля -- сотоварища по корпусу Духонина, в один день с ним награжденного офицерским Георгием. Неуклонно и прогрессивно цвел один Каменев, победитель Колчака и Деникина, единственный человек, которому доверяет даже Бухарин, владелец чужого дома на Кузнецком мосту, подаренного ему "Р. С. Ф. С. Р." осенью минувшего года.

В украинскую эпоху барыши и славу Каменева оспаривали знатоки украинского боевого театра: Гутор, Клембовский, Сытин. Дважды они занимали Украину, дважды водворяли в Киеве Христиана Раковского с его американскими секретарями и румынскими дактило. Целый год катались они по линиям: Киев--Харьков, Киев--Волочинск, Киев--Одесса и т. д.

За семь лет они изучили на Юго-Западе буквально каждый кустик. Разбив Деникина, они без труда обошли в маневре под Киевом и Пилсудского.

Безнадежно скомпрометированные, с упорством тщеславия, они все более стремились к цели -- стать советскими Моро и Пишегрю. Неоднократные попытки белых агентов вступать с ними в сношения наталкивались на их самый яростный отпор.

Не последнюю роль в их стараниях играл и тот процент из контрибуции занимаемых городов, который под сурдинку проводил Троцкий под видом подарков "освобожденных местностей". Сквозь пальцы смотрели и на "торговые предприятия" их креатур. Так, правая рука Сытина, генерал Одинцов, во времена киевских переговоров с гетманом, усиленно спекулировал мануфактурой, сахаром и валютой. Был пойман, судим, но амнистирован за заслуги, оказанные революции.

В результате за три года существования института военспецов не было случая, чтобы в раскрытых заговорах фигурировала хоть одна крупная фамилия. Из офицеров -- молодые и невлиятельные. Генералы, смаклерованные Парским, честно поддержали престиж красной звезды.

Восставали: б. пристав Муравьев, казак Миронов, солдат Думенко, матрос Дыбенко. Генералы типа Гутора козыряли и щеголяли гениальными планами.

В отношении угодливости и старанья полковник

Каменев отнюдь не превзошел общий уровень военспецов.

"Я доволен моими генералами", -- сказал Троцкий еще в прошлом январе... "На примере вождей красной армии мы могли убедиться в полезности привлечения буржуазных специалистов", -- прибавил недавно Ленин.

...А когда вспыхнуло Кронштадтское восстание, когда никто из спецов не увлекся примером скромного Козловского, и лишь полковник Каменев пожал лавры полковников Мина и Римана, тогда и заядлым скептикам стало понятно, что Левин фокус действительно удался.

Деньги не пахнут, продажа шпаги не портит клинка.

АНАРХИСТЫ

I

"Слово принадлежит Карелину Владимиру!.."

Сто шестьдесят большевиков, заполнивших бывший концертный зал злосчастного Мамонтовского "Метрополя", начинают гоготать заранее. Но хохотом не смутишь этого неугомонного благообразного старика с внешностью президента Лубэ.

Проворно взбегает он на эстраду. Какие-нибудь шесть месяцев назад румын Матиэску разливался здесь в Легаровских руладах; а сегодня звучат вегетарианские призывы к добру, к уничтожению всякой власти и всякой собственности, всякого террора и всякой злобы...

"Что думал по этому поводу Христос?" -- саркастически перебивает иссиня-бледный от перманентной внутренней злобы Бухарин.

"Можно и об Иисусе", -- сыпятся священные тексты.

"Прекратите балаган", -- хрипит Мартов. И среди общего воя, хохота, брани, веселый румяный матрос Донской (который еще через три месяца бросил в Киеве бомбу в фельдмаршала Эйхгорна и сам повис на площади в Липках) вкладывает в рот три пальца. Разбойничий соловьиный посвист...

Настает очередь председателя -- невозмутимого Свердлова. В кожаной куртке, в кожаных штанах, изумительно похожий на штопор, иерихонским голосом возглашает Свердлов: "Гильотинирую прения..."

Карелин бежит на крайний левый фланг и со страстной жестикуляцией что-то говорит своему соседу, Александру Ге. Колесо вертится.

* * *

С момента установления советской власти в среде московских анархистов немедленно произошел раскол. Часть -- немногочисленная и невлиятельная -- встала на "советскую платформу" и послала своих депутатов во Всероссийский Ц. И. К. В качестве лидеров она имела Владимира Карелина и Александра Ге. Идеи, тактика, логика и этика -- все наполняющее жизнь партии -- зарождалось в приплюснутой лысой голове Александра Ге. Маленький, сморщенный, в неизменной черной косоворотке, самое странное впечатление производил этот безнадежно запутавшийся человек.

Бегали острые глазки, дергалась щека, и он пытался доказывать Ленину и Троцкому, что "железные батальоны не нужны пролетариату, ибо сила его в организованных усилиях всех рабочих..." Ленин презрительно почесывал бороденку, Троцкий угрожающе намекал на "слабые головы, слабо сидящие на безвластных плечах", а сам Ге...

Ге не пренебрегал ни советскими курульными должностями, ни кулуарами особняка Берга в Денежном переулке, где расположился немецкий посол граф Мирбах... По крайней мере, когда, собираясь выпускать анархическую газету, Ге пришел звать в сотрудники теоретика-анархиста, профессора А. А. Борового, тот, не смущаясь присутствием двух свидетелей, резко сказал: "Я не собираюсь пропагандировать анархизм за счет германского посольства!"