Записки нечаянного богача 4
Шрифт:
Суровые мужики прекращали басить короткие и ёмкие знакомые слова, превращаясь в заботливых отцов и старших братьев, стоило ей появиться у делянки. Улыбаться же начинали, едва заслушав треск «Муравья». И звали её, что за глаза, что в лицо, разумеется, только «нашей Тосей». И за весёлый нрав, и за звонкий голос, и за то, что по борщам у неё тоже всегда были «пятёрки».
И вот, поймав неожиданный взгляд Головина, что скользил с весёлых мужиков на Олю-Тосю и обратно, я понял, что, кажется, у нас уже начинало получаться. Что мы знали по именам всех, с кем работали, знали их семьи, кто чем жил. И люди,
Помывшись, мы вернулись в контору. Головин остался на территории, и я в окно слышал его начальственные матюки, не злые, а так, для порядку, по-отечески. Сделал пару звонков, последний из которых вышел не очень удачным. Поставщик техники выкатил удвоенный ценник и снижаться не хотел ни на рубль, а потом и вовсе открытым текстом заявил мне, что я миллиардер, а ему людей кормить, поэтому я не обнищаю, если куплю всё по его цене. Фаталист зло сказал, что надо купить всю его богадельню, а потом пустить по миру, чтоб знал, как и с кем разговаривать. Скептик парировал, что нам есть, чего покупать, помимо всяких не нужных богаделен, и от импульсивной покупки отговаривал экспрессивной лексикой.
— Дмитрий Михайлович? — раздался голос от входной двери. Как она раскрылась — я не услышал. Наверное, смазали-таки петли.
— Михайлович, да, — задумчиво-рассеянно ответил я, поднимая глаза от записей и экрана с ценами на технику у других поставщиков.
Она была… Наверное, противоречивой, вот такое слово возникло в голове при первом взгляде. А ещё враз заткнулись спорщики внутри, почуяв что-то такое, что к сваре в присутствии этой гостьи не располагало. А ещё я чувствовал её силу. Не знаю, как это объяснить, чувствовал — и всё тут.
Сухонькая бабушка, чем-то похожая на бабу Дагу, в каких-то дурацких зелёных резиновых сапогах с синтетическими утеплёнными голенищами на липучке, с камуфляжным рисунком. Тёмно-коричневая, шерстяная, вроде бы, юбка, длинная, закрывала верх сапогов. На плечах — телага. Натуральная телогрейка, серая, стёганная, прожжённая и заштопанная в нескольких местах. Под ней серая кофта крупной вязки, с узором «косами». «Наверное, сама и вязала — петли не фабричные» — поразил познаниями и наблюдательностью скептик. На голове чёрный платок. «Вроде вдовьего» — добавил неизменного фирменного оптимизма фаталист.
— Я присяду, — не уточнила, а предупредила гостья. И опустилась на ближайший к ней стул у приставного стола, метрах в трёх от меня. Но почему-то казалось, что она на любом расстоянии опасна.
— Ну и где их черти носят? — недовольно буркнула бабка, потянув левый рукав телогрейки вниз, подняв запястье. На нём, с внутренней стороны, обнаружились часы, добившие меня, почему-то. Точно такая же, как и у меня, старая «Слава»-телевизор, с зелёным циферблатом.
Гостья явно не обращала на меня ни малейшего внимания, глядя на часы и размышляя о чём-то своём, чуть нахмурившись.
— Не стрелять! — раздался
— Я подумаю! — сварливо отозвалась бабка, не сводя глаз с циферблата. — Три минуты сорок семь секунд! Нет, ну это никуда не годится!
— Ваш выход из леса отмечен приборами в четырнадцать пятьдесят одну, визуально подтверждён в пятнадцать ноль три. Продвижение по направлению к зданию контролировали от двух до пяти сотрудников, — начал говорить тем же напряжённым голосом Тёма, выходя из стены. Вот натурально отодвинул панель, ту самую, дубовую, и вышел из-за неё возле шкафа с дипломами справа.
— Второй кордон было решено не информировать, чтобы не создавать суеты, — продолжал он, становясь возле края моего стола, не сводя глаз со странной старухи. И тон его не менялся. Если бы я знал Головина поменьше, решил бы, что он боится бабки, как огня.
— По этой же причине не задействованы огневые точки, включая автоматические, на подступах к зданию, в тамбуре, в холле, на лестничном пролёте и в приёмной. Кабинет охраняемого лица оснащён маломощными ВУ* направленного действия. Из девяти установленных Вы находитесь в зоне гарантированного поражения пятью. Доклад закончил. Разрешите принять замечания, Валентина Васильевна?
Позади бабки хлопнула о стену дверь и влетел, чуть покачиваясь, Лёха, с полоумными глазами, держась левой рукой за горло. В правой, которая, что удивительно, вообще не дрожала и не качалась, был Стечкин, и он, как и его хозяин, смотрел на гостью с большим вопросом.
— Опустить оружие, — спокойно скомандовал Головин.
— Есть, — одновременно отозвался боец, уронил руку с пистолетом и уронился сам, съехав по стене спиной. — Вы бы хоть предупреждали, что ждёте, кхм, коллег, так скажем. Я уж думал, вторая Гореслава нашлась. Надо же, как щенка меня…
— Не ной, Лёх, — ободряюще посоветовал Тёма. — Валентина Васильевна при желании и меня, и Федьку, да и нас вместе взятых всех, гуртом, морковками в землю воткнёт.
Фраза звучала вполне двусмысленно, но развивать мысль вождь приключенцев не стал.
— А вот зачем она почтила нас визитом, — он сделал упор на «зачем», — это вызывает живейший интерес.
В этот момент в распахнутой двери показался неожиданный силуэт, и в кабинет прошаркал дед Петя, таща в руках самовар. Лёха подхватился с пола, пусть и со второго раза, и тяжесть у ветерана отобрал, обходя по уважительной дуге странную Валентину Васильевну.
— Валька-Чума! Всё так же топаешь, как кобыла подкованная! — неодобрительно заявил дед. Я услышал, как щёлкнули зубы у Головина, что закрыл рот слишком поспешно. И как стукнула о столешницу подставка самовара, который Лёха едва не уронил, вытаращив глаза так, что на лице почти не осталось свободного места.
— Пётр Алексеич?! А ты тут откуда?! — ахнула Валька-Чума, только что напугавшая диверсантов, а теперь с недоумением и испугом глядевшая на дряхлого сторожа.
* ВУ — взрывное устройство.