Записки опального директора

Гимельфарб Натан

Обком профсоюза выделил мне и жене путёвки в санаторий “Друскеникай” на июнь месяц, а Мигурский распорядился о выплате месячного оклада на лечение и отдых.

Прибалтийские курорты нам очень нравились. Умеренный климат, сосновые леса, благотворные минеральные воды и хорошее обслуживание обеспечивали максимальный лечебный эффект и мы возвращались оттуда всегда окрепшими и довольными. Сейчас, когда психологическое напряжение и физическая усталость достигли предела, месячный отдых в санатории был для нас очень кстати. Особенно в нём нуждалась Анечка. На неё легли основные заботы по подготовке к отъезду и она совсем выбилась из сил.

Однако, к моему удивлению и нескрываемому

недовольству, она решила уступить путёвку своей сестре, мотивируя это занятостью неотложными делами и желанием предоставить Полечке единственную за многие годы возможность побывать в хорошем санатории. Мои уговоры отказаться от этой идеи и поехать со мной на неё не подействовали.

Обиднее всего было то, что её сестре эта поездка не принесла ни пользы, ни удовольствия. Санаторий был прекрасный и условия отдыха отменные, но ей с первых же дней не понравилось питание и медобслуживание. Она так же не нашла себе интересной компании и, не пробыв даже половины положенного срока, Полечка возвратилась домой. Не много радости и мало пользы принесла мне тогда последняя в жизни путёвка в профсоюзную здравницу.

По возвращению домой я официально заявил об увольнении в связи с уходом на пенсию с 1-го августа 1992-го года. Обязанности директора ПКБ были возложены на Бугаенко.

Трогательным было прощание с коллективом. От тёплых слов и добрых пожеланий, произнесенных на банкете по этому поводу, захватывало дыхание и душили слёзы. Мне тогда казалось, что присутствую на своих похоронах. Что-то подобное я чувствовал полтора десятка лет тому назад, когда КНК БССР пытался на общем собрании коллектива добиться одобрения принятого им решения об освобождении меня с занимаемой должности и привлечения к судебной ответственности. Пытаясь защитить меня от карающего меча партии, люди и тогда говорили о моей преданности Родине, ратных и трудовых подвигах, производственных и творческих успехах, большом экономическом эффекте от внедрения изобретений, технологических и конструкторских разработок, о добром отношении к людям. Я уже тогда имел право на льготную пенсию, как инвалид Отечественной войны, и был готов этим воспользоваться, но палачи-антисемиты жаждали крови и отказывали мне в этом. Смелые выступления сослуживцев в мою защиту существенного влияния на их намерения не оказали.

По смыслу речи на том и на этом собрании были похожими. Разница была лищь в том, что тогда добрые слова людей звали к борьбе за справедливость и возрождали надежду на успех правого дела, а сейчас они касались только прошлого, которое никогда уже не могло повториться.

Мои руководители и подчинённые уговаривали меня остаться в коллективе на любой другой должности, которую я посчитаю для себя приемлемой, на которой смогу передать свой опыт ученикам и воспитанникам. Не догадываясь ещё о настоящей причине увольнения, эти милые и добрые люди не могли понять моей решимости расстаться с ними навсегда.

Тяжело мне было покидать работу, которой служил почти полстолетия. Я понимал, что на этом моя трудовая деятельность, без которой лишалась смысла и сама жизнь, заканчивалась.

Не радовал вручённый мне на память ценный подарок - прекрасный чайный сервиз на 24 персоны, который в наш багаж уже не умещался.

Трудно было собраться с мыслями, чтобы найти нужные слова для ответного слова. Сквозь слёзы я выразил моим коллегам, друзьям и соратникам слова искренней благодарности, заверил их в том, что никогда не забуду дела, которому был предан, замечательных людей, которые были рядом со мной в большом трудовом и жизненном пути.

174

Наши приготовления

к отъезду вступили в завершающую стадию. Как и раньше, главную роль в них играла Анечка. Она и вещи в комиссионные магазины сдавала, и посылки на почту относила, и баулы упаковывала, и поиском покупателей на квартиру, дачу и гараж занималась.

Одних только посылок с книгами около двухсот отправила. Трудно нам было с ними расставаться. Годами мы их с трудом добывали, выстаивая в длинных очередях магазинов периодических изданий. Наша домашняя библиотека включала собрания сочинений классиков русской и мировой литературы, энциклопедии, редкие издания на идиш. Жаль было оставлять такое богатство, и Анечка по утрам таскала на почту тяжёлые тюки с книгами в надежде отправить их детям, в Баффало. Посылки за границу не каждый день принимали и на это почта имела строгие лимиты. Нередко, когда подходила наша очередь, окошко закрывалось и приходилось возвращаться с грузом домой, чтобы на следующий день вновь попытать счастье. Это не только отнимало много времени, но и стоило больших денег. И всё же Анечка не жалела ни сил, ни средств и ей удалось отправить рекордное количество посылок в нашем городе.

Вещи в комиссионках долго не находили покупателя, приходилось переоценивать их и добротные изделия отдавать за бесценок. Большую часть одежды, обуви, аудио и видеоаппаратуры раздали перед отъездом родственникам.

Очень жаль было расставаться с дачей. На её строительство и обустройство мы затратили много сил и средств. Она была любимым местом отдыха наших детей и внуков, но оставить фамильную ценность было некому и мы её отдали чужим людям почти даром. Так же поступили и с добротным гаражом, рядом с домом, в центре города.

В июле приехали попрощаться Елизаровы. Они были довольны тем, что вернулись в Ейск, где было много друзей и знакомых, в свою квартиру. Полечку пригласили на должность администратора базы отдыха на берегу моря, чему она была очень довольна, а Володя вновь отдавал всё свободное время рыбалке. Об отъезде в Америку он и слушать не желал, подтвердив намерение доживать отведенные годы на своей Родине и в своём доме.

О желании уехать заявил только их сын Валера и невестка Маша, у которой в США жила мать и отчим. Поехать с ними согласилась и Полечка. На том и порешили, и мы пообещали по приезду оформить на них вызов. Часть нашего имущества и домашних вещей отвезли семье младшего сына Борика, которая жила тогда временно в Могилёве.

Тяжёлым было прощание с Полечкой, которая опять оставалась одна в рабском услужении своим детям и внукам.

Приехали попрощаться и наши одесские родственники. Старший брат Анечки Борис всю жизнь вынашивал мечту жить рядом с нами. В этом желании мы были с ним солидарны. Наши отношения иначе как братскими нельзя было назвать. Их основой было не только семейное родство, но и общность взглядов по всем жизненно важным вопросам. К сожалению, пришлось признать, что дороги наши уже никогда не сойдутся и вряд ли нам удастся даже когда-нибудь встретиться. Их младшая дочь Аллочка с семьёй недавно насовсем уехала в Германию и они были намерены следовать за ними.

На день рождения Андрюшки поехали в Минск. Младшему внуку исполнялось семь лет и Иринка готовила его в школу. Мы привезли ему в подарок настоящий подростковый велосипед “Орлёнок” в расчёте на будущее. Хоть он и не доставал ещё ножками до педалей, радости мальчика не было предела.

Заказали билеты на самолёт. Половину стоимости нужно было оплатить долларами и на это ушли все наши сбережения. Ближайшей датой вылета из Минска было 17 августа 1992-го года. До отъезда оставалось меньше месяца.