Записки Учителя Словесности э...нской Средней Школы Николая Герасимовича Наумова

Михайленко Владимир Петрович

Афанасий Серафимович поправил салфетку, заправленную за расстегнутый ворот накрахмаленной, отглаженной, пахнущей свежестью рубашки, - запой запоем, а выглядеть он должен безукоризненно, (правда, без галстука, недолюбливаемому в обычные времена, а теперь так и вовсе напрочь отменённому), - наполнял рюмочку по узкую кромочку, придвигал к графинчику, слегка касаясь его, и, наслаждаясь чистым тонким звоном, отзывчивого даже на лёгкое прикосновение хрусталя, что называлось им - ''пьём Сам-на-Сам'', подносил её, рюмочку, к слегка оттопыренной уголком нижней губе, чуть-чуть запрокидывал голову назад, выливал водку в рот, чтобы одним глотком проглотить. Согревающая нутро влага приятно разливалась по желудку. Выждав какое-то время, он

неторопливо брал кусочек хлеба, вдыхал в себя кисловатый, ржаной запах и, шумно выдыхая воздух через ноздри, бережно ложил хлеб на место и только тогда, подавляя в себе желание вздрогнуть всем своим большим, сильным телом и передёрнуть плечами, - естественную реакцию организма на начавшееся возлияние, брался за вилку и подвигал чашку с капустой поближе. Частыми уколами вилки, он нанизывал капусту на зубцы, отправлял в рот, принимался тщательно пережёвывать и, проглотив первую порцию продукта, что приятно снимала водочную горечь в горле, а потом и в пищеводе, продолжая накалывать капусту дальше, чувствовал постепенный прилив умиротворённости в сознании, и во всём, начинающем расслабляться теле.

Так что у неё может быть на уме, у этой новой вертихвостки? Плавно потекла, требуя логического завершения первая, неотступно преследующая мысль. До какой степени всё-таки неблагодарен народец, окружавший когда-то и окружающий теперь его, народец, который он в своё время пригрел и облагодетельствовал. Сколько хорошего ему не делал, а всё как вода в песок. Ну, вот чего, скажем, не хватало той же Наташке? А ведь, как выяснилось в последствии, далеко не безупречной репутации была. Ладно, все мы не без греха. Но какая же неблагодарная. Ведь даже на её шашни с Савелием, он, Афанасий Серафимович смотрел сквозь пальцы, думал, люди же, пускай жизнь свою устраивают. Не присёк, а надо было. Смотри, и дело до скандала не дошло бы. И всё-таки, где та мера добра, если у добра может быть мера, а по глубочайшему убеждению Афанасия Серафимовича, душевная доброта либо она есть и дана человеку от рождения, либо её нет вовсе, чтобы противоположная чаша весов - ЗЛО, не стала перевешивать настолько, что начинаешь сомневаться, а стоит ли, вообще, делать людям что-то хорошее, получая взамен одни неприятности, сплошную, и даже порой ''чёрную'' неблагодарность.

Мысль прервалась так же неожиданно, как и возникла, потому что от внимания Афанасия Серафимовича не укрылось, как слегка, самую малость, чуть-чуть, приоткрылась массивная белая дверь, и в узеньком проёме показалось озабоченное лицо приказчика. Опять заявился со своим пустяковым докладом или поднадоевшими просьбами взять себя в руки и как-то выходить из щепетильного положения, как он называл затянувшийся запой хозяина? Предупреждал же, подобными вопросами не беспокоить, однако, перехватив взгляд незваного посетителя, место которого с девчонкой-прислужницей должно быть, там за дверью столовой в коридоре, чтобы удовлетворить любую прихоть хозяина в любой момент, понял, дело, если и не серьёзное, но не терпит отлагательства и потому пальцем поманил к себе.

– Что ещё, горит, что ли?
– недовольно спросил купец, когда Порфирий Егорович вошёл.

– Упаси Вас Господь, Афанасий Серафимович, пока всё благополучно. Человек от фабриканта Афонина.

– Управляющий новый? Как его там, Кружилин, что ли?

– Он.

– Чего хочет?

– Бумагу просит подписать.

– Какую еще бумагу?

– На поставку овчины.

– Сколько времени этот Кружилин у Афонина служит?
– спросил Афанасий Серафимович, и тут же сам ответил.
– Четыре месяца. Так вот пойди-ка ты, Порфирий Егорович, и скажи этому Кружилину, чтобы он знал впредь, что слово купца Ахвердова дороже чести, поэтому поставка первой партии товара, как и было обговорено с фабрикантом Афониным начнётся15 ноября, ни днём раньше, ни днём позже. Всё?

– Нет.

– Что ещё?

– Пальчиков на приём просится.

–

Пальчиков, это который, м-м-м...

– Да, из частного сыска.

– Что, есть хорошие новости?

– Не могу знать, - помялся приказчик, - говорит, есть разговор с глазу на глаз.

– Ладно, через пять минут в моём кабинете. Да, непорядок! Я не вижу колокольчика на столе. Если подобное повторится, у твоей протеже могут быть неприятности, так ей и передай.

– Сейчас моментом исправим, Афанасий Серафимович. Больше подобное не повторится.

Приказчик ушёл, а Афанасий Серафимович, наскоро наполнил рюмочку, опрокинул в рот, не закусывая, сорвал салфетку с груди и нервно бросил на стол. Твёрдым, степенным шагом, он прошёл в кабинет, сел в своё любимое кресло, удобно вытянул ноги и, взяв со стола первую попавшуюся под руку бумагу, принялся с деловым видом рассматривать её. Дверь отворилась. Вошёл агент частного сыска Пальчиков, тот самый, пухлотелый, с тонкими усиками подкрученными вверх острыми кончиками. Сняв шляпу и, поприветствовав хозяина, он стоял посреди ковра, в ожидании предложения присесть. Однако, такового почему-то не последовало. Переминаясь с ноги на ногу, сыщик, тем не менее, с каким-то достоинством во взгляде посмотрел на купца.

– Я слушаю, - прервал затягивающуюся паузу хозяин.

– Итак, разрешите доложить, Афанасий Серафимович. Прежде о барышне, - начал было сыщик, но купец прервал его.

– Погодите, погодите. Кого Вы имеете в виду, называя барышней? Если сбежавшую черкешенку, то у неё был шанс стать таковой, а поскольку она его не использовала, речь пойдёт об обыкновенной девке, - недовольно расставляя слова, уточнил купец.

– Простите, Афанасий Серафимович. Прежде о гражданке Тутаевой Марьям, в крещении, Марии. След её первоначально был обнаружен в селе э...Нском, это где-то в верстах тридцати отсюда, в семье местного крестьянина Полулях Апанаса Прокофьевича.

– Очень интересно, и?..

– Но на сегодняшний момент она находится в селе Крым-Гиреевском, что располагается в шести верстах от села э...Нского на подворье родной сестры Полуляха, Анны Прокофьевны Колещатой, куда была доставлена старшим братом Вашего бывшего кучера гражданином Андреем Апанасовичем Полулях.

– А причём тут старший брат? Где сам кучер?
– в нетерпении подаваясь всем телом вперёд, спросил Афанасий Серафимович.

– Одну секундочку, Афанасий Серафимович, тут, скорее всего, мы имеем дело с родственным сговором. По нашим сведениям, семья Полулях укрывала беглянку, а когда мы напали на ёё след, родня переправила беглянку в Крым-Гиреевское. Самое интересное, что гражданина Полулях Савелия Апанасьевича, Вашего кучера и его подельницу Наталью Николаевну Кучерову, Вашу бывшую дворовую прислугу, мы обнаружили совершенно в противоположном месте, за добрую сотню вёрст от указанного мною села э...Нска.

– Вот как? Значит, кучер выкрал черкешенку не для себя?

– Именно так, Афанасий Серафимович. Причём , гражданка Кучерова с младенцем проживает в имении помещика Берестова.

– С младенцем? Насколько мне известно, у моей бывшей кухарки не было детей.

– Совершенно правильно, но после ночёвки в селе Успеновском, у неё появился младенец. Подкидыш. Я не стал выяснять подробности дела с младенцем, меня больше интересовало, где же сам Савелий Полулях ?

– И где же он?
– спросил купец .

Чем дольше Афанасий Серафимович беседовал с частным сыщиком, тем больше проникался уважением к этому человеку, распутывающему его дело, и пусть даже он где-то и преподносит не самую достоверную, приукрашенную информацию, но ведь всё возможно проверить и перепроверить.

– Так где же всё-таки кучер, Юрий Львович?
– впервые обратился к сыщику по имени-отчеству купец,

– Сам кучер находится неподалёку. Работает в артели, которую нанял помещик Берестов из села Успеновка для расчистки русла реки Кумы.