Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 - 1916)
Шрифт:
На юге и на западе Юденич не хочет уступать ни на шаг и остается в положении, которое создалось неудачными боями в конце августа. Есть ли это признак силы воли, упорства. Да, если за этим последуют действия по атаке турок. Но он уже теперь пишет, что отойдет, а раньше, рассчитывая не на успех, а на победу, считал возможным, заняв район Огнота, разбив или оттеснив турок, выслать одни лишь авангарды, а к зиме отойти. Почему же теперь держать войска, которые, по-видимому, активно действовать нe могут, в положении, где туркам легче нас разбить, легче нанести нам ущерб, а не стать так, когда сделать это будет труднее. Почему наше боевое расположение не может обратиться в сторожевое (если мы атаковать не можем), а боевое займет более прочное положение. Это относительно частей Крутеня и Абациева. 4-й корпус в особенном положении. Мне кажется,
Точка зрения весьма почтенная, если она не противоречит общему положению. Если бы впереди наши средства позволяли бы нам теперь же или через несколько дней перейти к активным действиям на южном фронте, то дело другое, но если Юденич остается в том же пассивном положении, то оставаться в растянутом пассивном расположении не следует. О необходимости выделения резервов он думает, но от дум легче не будет. Надо это сделать и тогда на юге по крайней мере мы можем приобрести некоторую устойчивость, которая позволит нам, даже обороняясь, применять активные начала. А теперь этого последнего налицо не имеется. Если его нет, держаться в тонких больших линиях в 100–1000 шагах, может быть, больше, на склонах массива 2260, 2113, 2050 – нет смысла. А мы держимся. Какие к этому побудительные причины? На них мы держимся с вечера 28-го августа, т. е. 11 дней.
Я думаю, что мы занимаем не столь опасное и не столь беспричинное расположение, но телеграмма от 4-го или 5-го указывает, что мы стоим там же, где были. Вот в этом загадка, если только мы не попытаемся снова взять позицию 2260. Можем ли мы ее взять, или не можем – это другой вопрос. Я нахожу по разным данным, что не можем. Юденич, может быть, обратного взгляда. Но оснований у него в Эрзеруме, сколько у меня в Тифлисе. Оба мы вдали, он на 120, а я на 420 верст. Туда вчера или 6-го поехал Абациев. Может быть, он разрешит этот вопрос, если только он объедет войска, осмотрит позиции турок и наши и решит этот вопрос на месте. Но на это должно пойти 3–5 дней и турки могут своими ударами нас предупредить. Говорят, они потрепаны, истощены. Возможно. Но у них тоже 11 дней отдыха.
Наше расположение для обороны, даже только по форме, не выгодное. И великий князь это знает и чувствует. Недаром он крестится, каждый раз, когда телеграмма гласит «ничего существенного». Но сделать он ничего не может.
Телеграфирует он Юденичу часто, но существо дела остается нетронутым. Все боятся коснуться его; вероятно, Болховитинов тоже, ибо моя справка от 23–25 VIII его не убедила. Повторяю, мысли и действия Юденича за этот период мне неизвестны. Может быть, Болховитинов послал ему копию с моей справки; это проще. Сам он боится самостоятельно выступить. Если бы я был Командующим, поступил бы, вероятно, как думаю, но лезть с советом не буду, ибо, повторяю, многое мне в существе нашей борьбы неясно. Исходя из общего ясно, что следует делать. Первым делом отстранил бы Яблочкова и назначил бы более способного и подходящего. И на передовую линию западного фронта смотрел бы как на сторожевую. А может быть, на самом деле, на западе, с принятием большой части фронта в ведение Яблочкова, оно так и есть. Для нас существенно одно, не потерпеть поражения ни на западе, ни на юге, а маневрировать. Пока запад не напрет – юг нам не так опасен, хотя и висит над нашими сообщениями. Но на северо-западном фронте в 1915 году мы так жили с января по август – почти 8 месяцев.
Все дело в работе Юденича, в своевременности, и тогда, кроме большого интереса, положение наше может из весьма рискованного сделаться таковым для турок. Первые шаги Юденича в августе были неудачны, и ни мастерства, ни понимания в управлении не показали, но высказали большую самонадеянность, что чрезвычайно грустно.
10-го сентября
Турки по-видимому не готовы; не подошли подкрепления, не подвезены израсходованные запасы.
То невыгодное тактическое положение, которое мы заняли на западе и на юге, по-видимому, остается. Торопиться нашим врагам, в таком случае, незачем. Говорю со своей точки зрения и говорю с болью. Указывает это на одновременность их действий в близком будущем.
Юг турецкий будет нас удерживать, благо мы этого желаем. Мы будем рады,
Моя справка, вероятно, спрятана Болховитиновым. Мои указания на опасность положения сказались. великий князь хорошо понимает, но сделал ли он что-либо существенное – не знаю.
Заканчивая эту тетрадь, скажу то, что сказал в самых первых моих тетрадях:
Беря наших деятелей, которые стояли у руля хода событий, беря деятельность наших военно-гражданских учреждений, беря нашу интеллигенцию, совершенно не подготовленную ни школой, ни жизнью к борьбе за эту жизнь, я победоносного конца, такого, о котором говорили такие умные люди, как мои коллеги по Совету, не говорю об остальных и о газетах – не вижу.
В 1914 году я высказался, что в лучшем случае война с подготовленной и воодушевленной Германией кончится ни то ни се.
Главное – победа организованности, высшей культуры и техники должна совершиться на западе; но успех на западе будет низведен в общем бессилием на востоке. Странные слова, странные мысли. Народ, серый народ дал несоизмеримо больше, чем можно было после 1905-06 ждать. Как всегда на войне бывает, всплыло нехорошее, но ярко и сильно выступило хорошее.
Разбирать теперь все подробно не время.
Материала, физической силы, было более чем с избытком. И казалось, если положить в основу измор Германии, то блистательно для нас должна была окончиться война. Но силу эту мы истратили зря. Материал истощили еще более зря. Но народная жизнь держится крепко и будет держаться, и в этом спасение. Но ей одной нельзя достигнуть победоносного конца, а можно сохранить лишь прочность государства. Это очень много. Мы живем эпизодами и воюем ими, но они не результат одной мысли, с начала войны. Вот этой мысли я не видел с начала войны, не вижу и теперь. Хотя чудная наша армия была растрачена в течение первых месяцев, не своевременно пополнена, но и теперь сила наша большущая, хотя и отягощаемая и раздираемая ее собственным тылом, неразумием собственных начальников, главным образом, больших, ведущих войну в мирных условиях, с мирными привычками, хотя обвешанных воинскими наградами. Горе в них, в отсутствии знания, умения и неумения с начала войны принцип порядка поставить выше всего.
16-го сентября
На фронте спокойно, хотя за последние дни обозначились: подход 48 дивизии к левому флангу 2-ой армии – юго-восточнее Киги, и 49 тур. дивизии к 3-й армии, севернее Сивасского шоссе. В 3-й армии, в некоторых дивизиях, с предположением, что это распространится на все корпуса этого фронта, происходит преобразование слабых полков в батальоны, див. в полки, корпуса в дивизии сильного состава, с сохранением их и с прибавлением к ним названия «кавказских». Подтверждают это перебежчики и агентурные сведения. Удивительного в этом нет. С моей точки зрения, турки поступают мудро, отказываясь от числа и переходя на качество. У нас этому верят плохо. Излишек офицеров, унтер-офицеров, вероятно, если эта мера осуществится у турок, пойдет в кадры на новые формирования или против нас, или в Европу.
Мысль эта верно Брэлисара {192} .
Если это верно, ожидать сейчас решительных действий на западном фронте не следует. Суровое время года в этом году наступило рано. На фронте снег, дождь, мороз. Однако сравнивая это время года с тем, что было в 1877 году, думаю, еще будет тепло. Наши войска остались почти в том же положении: 123-й и 127-й дивизии 5-ого Кавказского корпуса, 4-й и 5-й Туркестанских дивизий (без 14-го Туркестанского полка) вероятно 2 пластунских батальона, 3-го полка 39-й дивизии все это на западе. 5-й корпус сформировал новый стрелковый полк (кажется, 23-й) Донская бригада уменьшившаяся на 2 батареи (было 6 батарей) переводится на юг, 1-я пластунская бригада в район Карджили к югу.
192
…Мысль эта, верно, Брэлисара. – Возможно имеется в виду германский советник в турецкой армии.